Ливенский уезд

[Кабачек]

Как меня погнали с родины предков (генеалогическая быль)
Вместо предисловия (отрывок из романа «Забытая фамилия» - главка про Огибаловых Ливенского уезда, перебиваемая голосами СКОМОРОХОВ)
…Остготы, гунны, авары, финны (в том числе племя ливов) и мадьяры прошли сквозь эти степи. Вятичи тоже пошли туда – и остались.
- ШИБКО ПОНРАВИЛОСЬ ИМ ТАМ.
В XII веке в степи появились русские города – Ливны, Карачев, Мценск, Брянск, Кромы, Елец.
- А ЛИВНЫ - ЭТО ОПЛОТ РЯЗАНСКОГО КНЯЖЕСТВА ПРОТИВ ПОЛОВЦЕВ.
А потом, в XIII веке, набежали чингисханы всякие – и «здесь все стало диким полем, заросло травою и мелким кустарником» (Г.М. Пясецкий).
И только в 1586 году возрождается город Ливны и уезд - и регулярная общественная жизнь: в краю осмеливаются поселиться постоянные жители.
- А Я ДОГАДЫВАЮСЬ, КТО…
И когда на горизонте появляются очередные саин-гиреи, все окрестные селяне бегут с детьми в город, под прикрытие каменных стен и воеводы Н.Р. Юрьева. «Тревожная была жизнь на Ливнах; - пишет Пясецкий, - но зато, кто желал трудиться, тот знал, что здесь всякий труд с избытком вознаграждается плодородием почвы и обилием всяких угодий…»
- А МНЕ КАЖЕТСЯ…
- ЧТО МЫ УЖЕ ЕГО НАШЛИ.
Кого?
«Главную услугу краю в этом отношении оказали служилые люди, дети боярские – помещики. На их долю выпала здесь и первая борозда, и самое заведение починков, займищ и деревень; от их имен и фамилий многие из поселений получили свои названия… Поэтому для нас небезразличны самые фамилии первых помещиков Ливенского уезда – этих бесстрашных пионеров, колонизаторов и первых пахарей. Вот эти фамилии, приводимые нами в алфавитном порядке на основе Приправочных и Переписных книг XVII века…».
- КОРОЧЕ. НАШЛИ МЫ ЕГО, ОГИБАЛОВА-КОЛОНИЗАТОРА. В ДЕСЯТЫХ ГОДАХ СЕМНАДЦАТОГО ВЕКА. В КРАСНОМ СТАНЕ. В ДЕРЕВНЕ ЛАПОШИНО ПОД КРАСНЫМ ЛЕСОМ.
Да, «под Красным лесом, под Евлановым рогом, на Гниловоде, сверх Евланова колодезя». Как в сказке…
А в 1678 году, пишут, там были владения «Петра Маркова сына Смагина с товарищами (6 человек), из которых только за дедом Антона Семеновича Огибалова «был бобыль, и в прошлых годах умре»». У остальных помещиков крестьян, бобылей, пришлых и деловых людей не было.
- УРА! ДОЛОЙ КРЕПОСТНОЕ ПРАВО! ДОЛОЙ ДУШЕВЛАДЕНИЕ!
- СЛАВА ДЯДЕ ТОМУ И ЕГО ХИЖИНЕ!
Почему Пясецкий переписал из книг Антона Огибалова с «вичем»? Ошибся, что ли?
- А МОЖЕТ, АНТОН СЕМЕНОВИЧ НАШ ЕСТЬ ПРИДВОРНЫЙ?
- ХА-ХА! БЕЗ КРЕСТЬЯН И БОБЫЛЕЙ? КТО Ж ЕГО УВАЖАТЬ БУДЕТ?
И непонятно, кто тот дед – сам Антон или его предок.
- ДАВАЙ, ПРИПРАВОЧНЫЕ КНИГИ ЛИВЕНСКОГО УЕЗДА В РГАДА ПОСМОТРИ.
Заказать-то я закажу, а вот насчет того, чтобы что-нибудь там разобрать…
- А ЕЩЕ В ЛИВЕНСКОМ УЕЗДЕ В СТАНОВОЙ ДУБРОВЕ ОГИБАЛОВЫ ЖИЛИ. В 1685 ГОДУ.
А орловский краевед Г.Г. Лазарев говорит, что не нашел на старых картах эту Дуброву.
- ЗАТО МЫ НА НОВЫХ КАРТАХ ГНИЛОВОДЫ НАШЛИ! МЕЖДУ ЛИВНАМИ И ЕЛЬЦОМ. ВОТ.
1. Что мне до страусов на родине Чебышева?
Нормальные люди ищут-ездят в Беловодье (Синегорье, Шамбалу…) Люди вроде меня ищут Гниловодье. По Сеньке шапка.
Что ж делать, если это – Родина Предков. С шАстнадцатого века. (Ранее-то они жили в Рязанском крае, куды их из Новгорода Великаго царь Иван III «вывел» - чтоб, значит, не задирали пред ним носа, новгородцы окаянныя).
Итак, Гниловоды наша новая малая, милая родина…
Предки, правда, оттуда сбежали. Где-то в веке XIX. Поехали, видно, искать свое Синегорье, неугомонные.
А то жизнь какая-то странная в этом Гниловодье Ливенскаго уезда: был сыном боярским, ходил на сборы со своей лошадью, бился с Ногайскими и Крымскими людьми, пахал и сеял, а потом, глядишь, тебя разжаловали в однодворцы (царь Петруша постарался весь край в податное сословье записать, а военну службу отменить за отставлением границ к югу).
Судьба - индейка!
И вот в 5.20. утра я, дерзкий потомок гниловодцев, на железнодорожном вокзале в Орле, ожидаю Ванятку Лазарева с машиной, сына орловского краеведа Григория Григорьевича, с которым мы полгода переписываемся-перезваниваемся-книжками-обмениваемся, и который меня пригласил на праздник.
Ванятки что-то не видно; все приезжающие и встречающие уже отошли. Маячит на перроне только один сизо-лиловый тип неопределенного возраста и занятий. «Это - не Ванятка!», - уговариваю я себя.
С настоящим Иваном Лазаревым отношения складывались странно. После второго пригласительного звонка краеведа Г.Г. Лазарева в Москву я купила билеты в Орел и написала ему письмо – на эл. почту сына, как договаривались: «Григорий Григорьевич! Я приеду в Орел 28.06.07. в 05.20. поездом 221 МА, 8 вагон (встречать не надо - больно рано Вам вставать, и потом я сразу хочу на автобусе поехать в Гниловоды: мне очень надо заснять это село). Если ли туда автобусный маршрут? Какие Ваши координаты в Орле, как с Вами связаться днем-вечером 28 июня? А уеду я поездом 222 01.07.07. в 00.14. Привезу вам в подарок эл. версию "Гербовника", как обещала. До скорой встречи, Оксана Кабачек».
И получила ответ: «Hi! Созвонился с отцом! 29 и 30 июня он будет занят (в деревне, на празднике в Судбищах), потом попробует вас найти. Меня просил взять у вас эл. версию "Гербовника". Мой мобильный... Тел. отца ... Насчет автобуса не знаю, вам надо узнать в справочной Липецка (село в Измалковском районе) Если что узнаю еще, отпишусь. Иван».
Очень интересно… Меня, похоже, не очень-то ждут? Я написала вежливое письмо, что, вообще-то, меня тоже приглашали в Судбище на праздник), и я там надеюсь быть. А 1.07. я уже буду в поезде на Москву, и искать меня будет поздновато…
В ответ я получила от Ивана Лазарева краткое послание: «Добрый день, Оксан! Отец просил вас встретить и отвезти на автовокзал. Уточните прибытие поезда на ст. Орел»
Ха-ха! Разобрались.
«Здравствуйте, Иван Григорьевич! Я приеду в Орел 28.06.07. раненько: в 05.20. поездом 221, 8 вагон. Если вы "сова" (как и я), то я Вам сочувствую О.К.»
Иван Григорьевич ответил быстро, что он привык вставать в 3.30 на рыбалку .
Но сегодня, видно, не встал: нет его на перроне. Детина Сизый Голубь все так же понуро стоял рядом со мной: похоже, он уже ничего не ждал от жизни. Ничего и никого.
А вот и Ванятка, бежит! В 5.30. мы уже на автовокзале (как водится, нужный автобус как раз под носом ушел на свою историческую родину). Лазарев посмотрел вместе со мной карту, записал на мобильник мой телефон и рыцарски посадил в следующий автобус на Ливны.
В 6.20. мчусь со скоростью 40 км/час по направлению к древнему городу, ныне райцентру.
В 8.45. выгружаюсь в Ливнах и завтракаю в харчевне «Пепелац» возле автовокзала. По стенам – «Мама, мама, что я буду делать?» - кадры из фильма «Кин-дза-дза».
Куда податься? Разве что в краеведческий музей.

[Кабачек]

[Кабачек]

- А кто это нас снимает? – спросили меня сотрудницы музея ласково-вкрадчивым голоском.
- А я XVI-XVII веками интересуюсь, Ливенским уездом.
- А у нас XVI-XVII века сейчас закрыты. У нас весь первый этаж закрыт. Мы выставку делаем. Завтра приходите на открытие!
- Выставка чего? – уточнила я.
- А монастыря.
- Спасибо, мне завтра в Судбищах надо быть: праздник там.
- Праздник чего? – хотели уточнить они, но, увидев начальство, засуетились: начали выносить экспонаты на свежий воздух, успев мне крикнуть: - Вам директора надо, сейчас позовем.
Вышел директор, весьма похожий на нашего Andko. Поняв, что мне нужна краеведческая литература, исчез, и через минуту появился с томом известного краеведа XIX века Г. Пясецкого. Которого я старательно переписывала в прошлом году то ли в Ленинке, то ли в Историчке.
- 38 рублей.
Вместо того чтобы закричать: «Дайте две! Десять!» я потрясенно молчала. Дура, как и было сказано. Гниловодка.
Директор пошел за сдачей.
- А старые фото у вас есть? – спросила я, когда он вернулся.
- Такая дрянь: никто не берет. И Вам не советую, - сказал он мне по-свойски.
Я схватила сдачу и Пясецкого и убежала. Что приставать к людям, когда у них завтра открытие выставки?
По пути к автовокзалу я засняла дом землевладельца А. Мишина, вторая половина XIX века и дом земства.
Автобус в сторону Гниловод отходил только через три часа; я подошла к частным «машиновладельцам».
Слово «Гниловоды» почему-то не вызвало у них энтузиазма. Пришлось подсказать местным извозчикам, что проехать в Гниловоды можно через Чернаву. Они долго изучали мою карту. Потом сказали: «Да».
Поехали.
- А я Вам сейчас дом Паустовского покажу, - неожиданно сказал шофер и повез меня в сторону реки Сосны.

[Кабачек]

[Кабачек]

Посмотрели дом. Славный. И места красивые. К.Г. Паустовский жил здесь в 1931 году.

[Кабачек]

[Кабачек]

- А старина – развалины, там, у вас есть? Остатки крепости? – тщетно озиралась я в машине по сторонам.
- Не-а, - лениво ответил возничий.
Он оживился, только когда мы приблизились к границе Липецкой области:
- Щас дороги хорошие пойдут.
- Это от начальства зависит? - догадалась я. (Прямую зависимость дорог от дураков открыл еще классик XIX века.)
- Дают деньги на уборку – вон, как чисто по сторонам! – сказал он зло, непатриотично.
Приближалась Чернава. Если б знать заранее, что она основана в 1121 году! Я б сняла чего-нибудь. Но глазу не на чем было остановиться: ничего с 1121 года не сохранилось. С 1122 тоже. И даже с 1222.
Вскоре ровная дорога кончилась, и мы поехали по ухабам. Я поняла, что приближалось Гниловодье – магическое место. Основанное моими предками. Град Китеж наоборот.
Шофер лихо подкатил меня к какой-то избушке и сказал: «Шестьсот рублей!» Знала, что не надо было упоминать про Москву, но не удержалась (он вначале про погоду спрашивал, была ли у нас в мае жара, я и не соврала, назвала зажаренную столицу).
Дураков любят; дур еще больше. Я достала кошелек и честно отдала ему деньги. С крыльца на нас смотрели удивленно три особы.
- Что, девки, весело у вас? – спросил их шофер.
«Девки» заморгали часто-часто. И засопели.
Я поняла, что пора отмежовываться от нахального шофера:
- Я бы хотела ваш музей посмотреть. С шофером уже расплатилась.
Старшая из особ нехотя повела меня внутрь избушки. Это оказалась школа, а в одной из комнаток – музейная экспозиция. Типа «Быт XIX века».
Меня перед отъездом один добрый человек из СВРТ инструктировал: «Там ямщики жили, купите колокольчик, подкову».
Подков, рогов и копыт не было. Колокольчиков-бубенчиков тоже. Были кочерги, ухваты, горшки, рушники. И дрель, деревянная. Хозяйка сокровищ повертела этой дрелью у меня перед носом.
- Я вообще-то предков здесь ищу, XVI-XVII века. Из Гниловод Красного стана. Вот Г. Пясецкий пишет…
- ЭТО НЕ ВАШИ ГНИЛОВОДЫ! - закричала вдруг смотрительница музея. – Мы Пясецкого наизусть знаем! Это у нас Серболовский стан.
Со стен мне ухмылялись рушники и кочерги. Гниловодские, но серболовские. Ложный двойник, перевертыш, оборотень. Вот она, черная магия!
Я не сдалась (даром, что ли, корпела над Пясецким): достала из сумки его книгу и блокнот с выписками и доказала, что Гниловоды – в Красном стане. (Видимо, это село было на границе двух станов?)
- Я Вам сейчас фамилии зачитаю, а Вы скажите, проживают ли в здешних краях такие.
И стала ей называть фамилии жителей Гниловодья XVII века, подсказанные мне умным человеком из СВРТ. (Сей человек добавил: «Это ж всё родственники Ваши – соседи-то!». Ну, не знаю: в Рязанском крае, в Каменском стане, в XVI веке у Огибаловых ближними соседями были Сумароковы, Пушкины, Пущины, Арсеньевы, Тютчевы, Мятлевы, Плещеевы, Михалковы, Нарышкины, Морозовы, Бибиковы, Рахманиновы, Ляпуновы… А в Новгородском крае Огибаловы благополучно соседствовали с князьями Оболенскими, Кропоткиными, с Заболоцкими и Голенищевыми… Что ж, их всех в родственники скопом записывать? Хотелось бы документальных свидетельств!)
Смотрительница призналась, что, из мной названных, кроме Иванниковых, все остальные живут рядом с Гниловодами до сих пор: Калиниковы и Чечеткины – в Чернаве, Дорохины и Огибаловы – в Преображенье, Головины – в Измалково.
- Ой! А как зовут Огибаловых – я хочу с ними познакомиться! – закричала я.
Музейная особь скривилась:
- Не знаю! У меня зять – Огибалов. А отец его – на культуре в Орле сидит.
- Да-да, - обрадовалась я. – В Интернете видела. Ругают его журналюги.
Музейчица расцвела и посмотрела на меня почти нежным взглядом:
- Ну, так я Вам машину организую, в Измалково. Там в районной библиотеке Вам все расскажут. Вам же куда потом надо – в Хомутово? Так, из Измалково удобно доехать, там автобусы ходят.
А как же Огибаловы? А как же съемки гниловодского храма?! А как же град Китеж наоборот?
- А я Вам газетную статью подарю, - она сунула мне серую бумажку. – И еще пришлю по почте фото храма Вашего.
Как же! Выпроваживают, не дают оглядеться в родных пенатах. Проникнуться моими Гниловодами.
- Так зять ваш - Ливенского уезда? А Огибаловы из Преображенья – тоже? Они ж родственники! – все не унималась я.
- Ливенские. Но не родственники, - ответила она чуть ли не с ненавистью.
Такое генеалогическое сознание: если не знают степень родства, то родства и не имеется… И вообще, страшнее зятя (и его фамилии) зверя нет…
- А…
- А еще, - увещевала она меня, аккуратно двигаю в сторону двери, - телефон дам архивиста, который про Ливенский уезд пишет. В Москве он живет.
Пока я записывала телефончик, она уже организовала машину. Робкого мужичонки с ребятенком лет шести.
Довезли меня эти два мужичка до райцентра Измалково быстро. Я была щедрой, и на ответ: «Сколько сможете, столько и дайте», отстегнула по-купецки. Скромные гниловодцы были потрясены. (Рассказывают родне про свой фарт до сих пор?)
Но в библиотеке ничего интересного мне, кроме того, что в Преображенье действительно живут Огибаловы, не сказали. Что мне до страусов на родине Чебышева?
- Целых два, - сказали с гордостью библиотекари. – Два страуса.
Я села на автобус, который довез меня до пос. Хомутово Новодеревеньковского района Орловской области. Именно здесь мне краевед Г.Г. Лазарев, пригласивший на праздник в Судбищах, собирался заказать гостиницу.
Славненько! Поснимаю пока местную красавицу-церковь. Имени св. Георгия.

[Кабачек]

[Кабачек]

Пока я снимала, позвонил Г.Г. Лазарев:
- Устроились? – закричал он почему-то тревожным голосом.
- Церковь снимаю, гуляю вокруг гостиницы, - успокаивала я его. Но он почему-то не успокаивался.
Я не придала этому значения: славный старичок Лазарев звонил мне весь день, начиная с шести утра, и уточнял, где я сейчас нахожусь, да чем занимаюсь.
- Иду-иду в гостинцу, - заверила я его. Конец связи.

 

2. В Хомутово все ходят в хомутах

 

Жизнь прекрасна: сейчас я приму душ, плюхнусь в койку и распрямлю уставшие члены.
Только сначала лошадь покормлю. В Гниловодах я лошадей не видела, а здесь серая в яблоках. На меня смотрит с того конца улицы. В хомуте (в Хомутово все ходят в хомутах).
Я пересекла улицу и, подойдя к вознице, спросила вежливо:
- Ваша лошадь пироги кушает?
- А Вы лошадей любите? – ответил он вопросом на вопрос.
Лошадь Малышка, метис орловского рысака, 7 лет, сожрала с моей ладони громадный ливенский пирог с вишней. И потянулась к фотоаппарату.
- Тпру! – надо было сказать ей, но я не догадалась.
Нет, «мыльница» жива: вот фото. Сделаешь в фотошопе черно-белое – почти фотография пятидесятых годов.

[Кабачек]

[Кабачек]

Пора в гостиницу.
- Был здесь Ваш Лазарев, - подтвердила тамошняя тетка, - да только у нас мест нет. Все налоговики заняли.
- Как нет? Он только что звонил мне по мобильнику, сказал, что все устроил.
Консьержка оглядела меня задумчиво:
- Вы на раскладушке как – сможете?
- Конечно! – расцвела я.
- А столы двигать можете?
- А то! - я готова была быть и Розой Кулешовой, двигавшей взглядом предметы, и мыслеуловителем Вольфом Мессингом, и даже циркачом Гарри Гудини, который укладывался в коробочку. В цепях.
В цепи меня хомутовцы заковывать пока не стали, а столы из гладильной комнаты пришлось двигать вместе с консьержкой с помощью реальных мускульных усилий.
Наступил следующий день. В ожидании краеведа Лазарева, который должен был отвести меня к хомутовскому Дому культуры, где открывалась научная конференция по Судбищенской битве, я браталась с местной фауной. Местная фауна обсела меня нагло; когда припоздавший краевед вылез из машины, на шее у меня болталась младшая кошка, а в ногах сидел пес Барбос с громадными ушами и проплешинами. Проплешин он явно стеснялся (наверное, читал в детстве медицинские брошюры) и гладить себя упорно не давал. В глазах его читалась зависть к кошке.
Я отцепила киску и пошла с Лазаревым к клубу.
- Ой! Она за Вами бежит! – испугался он.
- Вернемся, честное слово, - пообещала я ей. Кошка вздохнула и поплелась домой. Проплешник захихикал.
Возле клуба нас уже ждали разряженные хомутовцы и орловцы. Местные девушки дали каждому по букету цветов. Чтоб мы возложили.
Мы возложили. Вот на такое уникальное надгробье. Ветераны Куликовской битвы соседствовали с «афганцами» («афганцы» и «чеченцы» на плите не поместились, но на кладбище, как заверил нас глава местной администрации, они тоже были).

[Кабачек]

[Кабачек]

Помимо многочисленных плит, гостей привлек большой камень-валун с места Судбищенской битвы: больше всего цветов было положено туда. Совсем не круглой дате – 452-летию битвы с Девлет-Гиреем - была посвящена конференция в местном клубе; но приглашенные приехали все.
- ТАК ИНТЕРЕСНО Ж НА РАЗБИТОГО ДЕВЛЕТ-ГИРЕЯ ПОГЛЯДЕТЬ.
Выступали по ранжиру: сначала глава администрации, после него декан исторического факультета Орловского гос. ун-та и директор Орловского историко-краеведческого музея, потом их сотрудники, затем учителя, далее студенты, после них школьники.
Краеведа Г.Г. Лазарева – как местного деда Щукаря - выпустили в середине. Он сказал прочувствованную речь про то, что сельским детям купаться негде (пора, мол, и о живых людях подумать). Глава районной администрации, хочется верить, тут же взял эти слова на заметку.
А потом Лазарев вдруг некстати упомянул мое имя: мол, ученая из Москвы нашла 50 участников Судбищенской битвы. Я глупо захихикала в своем десятом ряду. Объяснила соседкам, что это не я отыскала, а Рыков из РГАДА, а я лишь нашла его статью в научном сборнике и переслала сборник в Орел. Но все равно в глазах местных поселянок я была балшим ученым. И, главное, честным.
Далее избранных участников повезли на экскурсию в Моховое-Шатилово – в усадьбу, где почти два века находится уникальная опытная сельскохозяйственная станция.

[Кабачек]

[Кабачек]

Три поколения Шатиловых и агроном Франц Майер любовно высаживали в окрестных балках сибирскую лиственницу, дубы, редкие виды кленов и протчая и протчая. Каждая из шести балок имела неповторимый набор растений (более 180 видов). В 1856 году за свои опыты Шатилов и Майер получили большую золотую медаль Парижской выставки.

[Кабачек]

[Кабачек]

Студенты-лесоводы и агрономы со всей России проходили здесь практику. Лев Толстой приезжал дважды за семенами и за породой мясных овец. Очень хвалил Моховое.
А Дмитрий Писарев, критик, так вообще здесь жил. (Правда, не поняла, где же он, бедняга, утонул – не в Раковке же?) На речке Раковке, севернее Шатилово есть большое село Агибалово. «Тятя, тятя, наши сети притащили…» Ой, извините! Некстати Пушкина вспомнила…
Лазарев повел меня смотреть местную часть речки Раковки. По пути в лес, где она протекала, я увидела очередной валун с мемориальной доской. «Ваша работа?» - задала я риторический вопрос. Лазарев кивнул: «Я каменный человек». – «А я – кошачий». – «Видел». Камень-валун мужественно переживал свое лесное одиночество. «Лучше их по двое-трое ставить», - подумала я, но Лазареву не сказала.
Мы вернулись в общий строй экскурсантов. Глава администрации района Сергей Николаевич рассказал, что выбил деньги на реставрацию церкви иконы Казанской Божией матери в Шатилово, но сейчас эти деньги законсервировали из-за ремонта храма Спаса-на–крови в Питере.
Молодой, энергичный и думающий руководитель (не дал библиотеки порушить, сумел сохранить сеть в районе). Но вот словцо все время поминает необычное – «человечки».
- КАК ВЗОЙДЕТ НА ОБЛАСТНОЙ УРОВЕНЬ, ОБЗАВЕДЕТСЯ СЛОВОМ «ЛЮДИШКИ».

[Кабачек]

[Кабачек]

На банкете, организованном после экскурсии, я все надеялась узнать про Гниловоды и Красный стан. Но уточнить их местонахождение мне не могли ни декан исторического факультета Орловского университета, ни его сотрудники, ни археолог из Орловского музея, ни краевед Лазарев. (Археологиня так вообще гордо-презрительно бросила мне: «Что ж я, разбрасываться буду?!» Действительно! Копает себе, а на какой-такой территории – не ее дело. Узкий специалист.)
Глава администрации заставил меня выступить с тостом на тему родословия и поиска корней (успел побеседовать со мной, пока вез в своей машине). Тут я и призналась, что не находила 50 воинов Судбищенской битвы. Я их просто увидела в статье и переслала Г.Г. Лазареву. Публика облегченно заулыбалась.
Увы! Я была там единственным генеалогом… Причем любителем. Декан исторического факультета во время выступления в клубе намекнул, что его корни тоже из Орловского края (нашел когда-то свою фамилию в документах). И всё. На этом его генеалогические поиски счастливо закончились, не начавшись. При его-то административном ресурсе!! При аспирантах, студентах и сотрудниках, у которых половина родственников – в Москве.
Счастия своего не понимает.
Зато большой интерес ко мне стали проявлять «лесные братья» - так я называла пареньков-реконструкторов в камуфляже. Я рассказала им одну историю - про графов Толстых. История им, похоже, понравилась. Я подумала, а не послать ли мне ее в виде статьи организатором Судбищенской конференции?
- ДА-ДА, НЕ ПОСЛАТЬ ЛИ? ИМ ВСЕМ… ИХ ВСЕХ…
Приехав в Москву, взяла и послала. Название «Отреагирование травмы от крымско-татарских набегов в детской игре (опыт психологической реконструкции)»:
«Судбищенская битва заставляет нас вспомнить основное зло от крымско-татарских набегов на Русь, то зло, которому она впервые организованно и мощно противостояла. «Главной и почти единственной добычей татар во время набегов на русские деревни и села были пленные. Учитывая возможность погони, они хватали главным образом маленьких детей, которых сажали в большие плетеные корзины с крышками. Эти корзины с двух сторон привязывали к седлу. Все это позволяло налетчикам уходить от погони со скоростью скачущей лошади. Бредущих пешком взрослых пленников… брали только в том случае, когда не ожидали за собой погони» (Борисов Н.С. Повседневная жизнь Руси накануне конца света: Россия в 1492 году от Рождества Христова, или в 7000 году от Сотворения мира. – М.: Молодая гвардия, 2004. – С 97.)
Если русские всадники не успевали догнать татар или были убиты ими в ходе боя, в Турции детей продавали в рабство. Но даже если малышей удавалось отбить, шок (травма) от пленения были очень сильными.
Существовали ли средства борьбы с этой детской психологической травмой?
Директор музея в Ясной Поляне В.И. Толстой пишет про прапрадеда: «Некоторые поступки его как отца меня удивляют и совершенно мне не близки и непонятны, потому что мы разные люди: он – Лев Толстой, а я – Владимир. У него было довольно странное чувство юмора, с моей точки зрения. То, что ему казалось забавным, мне таким не кажется. Одной из любимых игр Толстого с детьми была такая: он сажал ребенка в большую бельевую корзину, накрывал крышкой и в полной темноте переносил его. Детям это нравилось: с одной стороны страшно, а с другой – есть доверие к отцу. Но я так не играю» (Толстой В. Я не Лев… // Московский комсомолец. – 9 ноября 2006 г. – С. 8).
Итак, чтобы ребенок забыл ужас от татарского плена в корзине и не стал невротиком, он должен пережить страх еще раз, но понарошку. Чтоб корзину несли в темноте – и было опять страшно, но чтоб нес родной человек, и ты знал, что все кончится хорошо: тебя уже спасают, ты едешь домой. Очевидно, что это не сюжетно-ролевая и не режиссерская игра (здесь нет предметов-заместителей: игрушечной лошадки, корзинки и куколки в ней); игра может быть описана как имитационная. Это моделирование событий в реальном масштабе; но в позитивном контексте.
Возможно, первоначально другие дети тоже активно участвовали в игре, помогая создать звуковой фон: имитировали топот лошадиных копыт, ржанье, гортанные крики татар, но со временем этот элемент игры выпал.
Прошло полтора века со дня окончания крымско-татарских набегов, обстоятельства давно изменились, а в семье Толстых-Волконских (и только ли в этой?) всё играли взахлеб, хотя и забыли смысл игры».

[Кабачек]

*
Банкет закончился; нас повезли в Шатиловский лес.
Пока мы как дети бегали и обхватывали громадные дубы, старичок Майер со своей собакой пристально смотрели на нас. Они не улыбались. Но мне показалось, что настроение у жителей Мохового хорошее: ведь пошел долгожданный дождь.
Их фото, извините, не привожу.
Но могу показать другую собачку – из Спасского-Лутовиново, в ноябре 2006 года.
Снимала в парке, когда вечерело. Но тумана никакого не было – это собака знаменитого мрачного старика-призрака из Лутовиновского парка материализовалась. Не верите?
Это Ваше право; но все-таки не ходите в тот парк ночью.

[Кабачек]

[Кабачек]

3. Было жарко.
На третий день я участвовала в крестном ходе. Шли мы к Судбищенской часовне не от священного Синего камня, как предполагалось, а – по причине жары - от кладбища в селе Судбищи (так ближе).
Самый большой восторг и удивление ход вызвал у местного козленка. Он все спрашивал: «Ребята, это что, а?! Чего это они так идут стройной колонной с палками и с досками в полотенцах?» А теленок подпевал священнику басом. Местные же люди не интересовались (скорее всего, они просто все шли за крестным ходом). Слова знали, кроме священника, две старушки. Выходило очень мило и гнусаво.
Дальше, на шоссе к нам стали выходить московские дачники. То-то для них было развлечение!
Какие-то люди нас снимали слева и справа.
Было жарко.
А вот и заветное место с часовней. (На снимке, правда, она видится с другой стороны – от Хомутово.)

[Кабачек]

[Кабачек]

[Кабачек]

К нашей часовне уже подходил, с третьей стороны, еще один крестный ход. Они, эти крестоходники, совсем не были похожи на нас: юноши бледные со взорами горящими. Религиозные, поди, фанатики. (От таких умные козлята шарахаются.)
Меня разыскал в толпе Г.Г. Лазарев и потащил к администрации. Администрация опять велела мне выступать! Ведь я была единственным Гостем-из-Москвы и еще обещала написать про праздник и про район статью в журнал «Библиотека» (я ж несколько библиотек успела рассмотреть: в райцентре Измалково Липецкой области, райцентре Хомутово Орловской и библиотеке села Моховое).
Передо мной выступал экспрессивный писатель из Орла, похожий на заросшего Э. Лимонова. «Супостаты! – кричал он в микрофон не понятно кому, - Вороги!»
Микрофон принял на свой счет, обиделся и сломался.
Вот я стала выступать, а меня не слышно: батарейки после народного орловского писателя разрядились. Местный умелец их быстро заправил. Но я, испугавшись нового подвоха, свернула свое замечательное генеалогическое выступление, не дойдя до заветных слов СВРТ. Успела только сказать про здешнего помещика Н.М. Огибалова, основателя деревни Агибалово.
Было жарко. Начался концерт. Глава местной районной администрации Сергей Николаевич усадил меня в первый ряд рядом с главой соседнего района. Мы завели с ним светскую беседу, пока орловские коллективы на сцене изображали в костюмах поселян и поселянок, ловко подпрыгивали и громко пели.
Мне понравилось. Тоже хочу научиться так по-орловски подпрыгивать.
После концерта народ отправился в шатры, оценивать подворья разных сел и районов (у кого слаще ягоды и крепче наливки, да ярче рушники).
- А как же выморочное Агибалово возле Судбищ, на реке Любовше? Увижу ли? – с замираньем спросила я Лазарева.
Лазарев посадил меня в свою драндулетину и повез в ближайшую деревню на холме.

4. Агибалово на Любовше
«В наши дни среди жителей окрестных сел и деревень идет много разговоров о том, где, в каком месте захоронены защитники средневекового села Судбищи. Бытует мнение, что братская могила может находиться на правом берегу реки, напротив села, где до революции располагалась усадьба помещика Наумова… А всего легло на берегах Любовши и русских, и татар более двадцати тысяч человек» (Г.Г. Лазарев, В.В. Ананьев).
Вот фото раскопа на этом месте – напротив Агибалово. (Светлое пятно – это раскоп и есть.)