Амурская и Сахалинская экспедиции 1850-1855 гг.. Лица за кадром.

[Вахрин]

 

          Амурская и Сахалинская экспедиции 1850-1855 гг.. Лица за кадром. 

            Сегодня мало кто помнит и даже знает о той подготовительной работе, которая велась по обретению Россией дальневосточных территория – Приамурья и Сахалина.

            Например, о Петровском зимовье и его жителях – как первом шаге по будущему закреплению этих территорий за Россией.

            О Российско-Американской компании – которой доверено было сделать эти первые шаги, чтобы не раскрыть раньше времени для враждебной коалиции западных стран, прежде всего Великобритании и Франции, планы нашего государства по выходу к незамерзающим заливам Японского моря и обретению здесь в дальнейшей перспективе русских портов с выходом в Тихий океан по формуле – «Владей Востоком».

            Безусловно, роль морских офицеров, о которых с великой любовью повествуют многие авторы, -- была исключительно важной для исследования и описания морских берегов Охотского и Японского морей, Татарского пролива, а, самое главное -- поиска фарватера в устьевой зоне реки Амур.

            Важность и значение заслуг адмирала Геннадия Ивановича Невельского не поддается никакому сомнению.

            Смущает другое – монополия славы.

            И не только потому, что амурское устье, годное для прохождения судов, было обнаружено нашими отечественными мореходами за семьдесят лет до Крузенштерна, который то ли его не нашел, то ли его и не искал, и более чем за сто двадцать лет до Невельского – в далеком 1730 году.

            Вот, что сообщали члены экипажа бота «Святой Гавриил» -- того самого, который был построен для проведения Первой Камчатской экспедиции:

            «...В устье большом Амурском глубина от 15 до 20 сажен, а ширина например версты с две.... И оной Амур река впала в акиан двумя устьями; а глубина другому устью от 5 до 6 сажен, а ширина версты полторы. И на тех устьях делали опробацыю: в большом устье шли ботом, а в другом – шлюпкою и в тех устьях стояли на якорях полторы сутки для выявленной меры устьев и для рыбной ловли, а в другом устье ходу нет понеже мелко».

            Надеюсь, вы обратили внимание на год, когда было выявлено, что истинная глубина устья Амура 15-20 сажен?

            Сажень = 3 аршина = 7 футов = 2 метра 13, 3 сантиметра.

            Морская сажень = 1 метр 83 сантиметра.

            Но ни Иван Григорьевич Шестаков, руководитель Амурской экспедиции 1730 года. Ни мореход Кондратий Федорович Мошков, который привел судно в устье Амура. Ни матросы, ни казаки – члены экипажа этого бота, совершавшие промеры устья и первыми в истории России установившие, что это устье СУДОХОДНОЕ, не упоминаются даже ни в региональной, ни в общероссийской истории.

            Собственно, нечто подобное произошло и позже, когда Невельской открыл это амурское устье для России и провел Амурскую экспедицию – в лучах его личной славы померкли образы людей, которые и предоставили морскому офицеру Невельскому возможности для этого открытия и торжества, -- великий князь Константин Николаевич, при котором он служил воспитателем – точнее помощником – воспитателем генерал-адмирала флота великого князя Константина (которым он стал в девять лет) был знаменитый мореплаватель, создатель Русского географического общества адмирал флота Федор Петрович Литке.

            Именно они – мореплаватель Федор Петрович Литке и великий князь Константин Николаевич (с 1855 года -- управляющий флотом и Морским ведомством Российской империи на правах министра) вели Г.И. Невельского на этом сложном пути, итогом которого стали слова Николая I – «Где раз поднят русский флаг, он опускаться не должен!».

            Но еще и еще раз повторяю – это ни в коей мере не умаляет собственных заслуг Геннадия Ивановича.

            Просто – должно быть место в этом СТРОЮ и для других героев.

            Кстати, первое судно, направленно на поиски устья реки Амур, называлось «Великий князь Константин».

            Не знаете почему?

            Маскируя свой государственный интерес к Амуру, судно принадлежало Российско-Американской компании и экипаж судна, как и ее командир – подпоручик Александр Михайлович Гаврилов – находились на службе у РАК. А правителями Русской Америки в те годы, как правило, были морские офицеры.

            И несмотря на то, что экспедиция Гаврилова оказалась неудачной. И даже несмотря на то, что, якобы, император Николай I наложил резолюцию после этой неудачи: «Весьма сожалѣю. Вопросъ объ Амуре, какъ о рѣкѣ безполезной, оставить» -- вопрос ОСТАВЛЕН НЕ БЫЛ.

            Без высокого покровительства великого князя Константина все дальнейшие (якобы, своевольные) действия Геннадия Невельского на Дальнем Востоке должны были бы быть признаны государственной изменой.

            Но этого не произошло. И как не бесился агент англичан – канцлер Российской империи Карл Нессельроде – император... одобрил действия Г. Невельского.

            А процесс (скрытый от врагов) продолжался.

            И в него был самым активным образом включен генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Николаевич Муравьев. Тот самый, который впоследствии станет графом Амурским.

            А иначе каким еще образом можно толковать и растолковывать это его Высочайшее предписание:

1.     В заливе Счастья , или в какой-либо местности на юго-восточном берегу Охотского моря, но отнюдь не в Амурском лимане, а тем более не на реке Амуре, основать зимовье.

2.     В этом зимовье Российской-Американской компании производить торговлю с местным населением, но ни под каким видом и предлогом не касаться лимана и реки Амур.

3.     Для основания этого зимовья и для его охраны взять 25 человек матросов и казаков из Охотска.

4.     Исполнение этого произвести под наблюдением и по распоряжению генерал-губернатора Восточной Сибири, под непосредственным ведением которого и должны состоять все действия этой экспедиции.

5.     Для приведения в исполнение на месте этого повеления, а равно и для избрания места для зимовья, командировать в распоряжение генерал-губернатора капитана 2-го ранга Невельского.

 

И наши комментарии к этим пунктам:

1.    Все верно – нужно быть очень и очень осторожными, чтобы не нарваться на неприятности.

2.    Все верно – по-прежнему не привлекать внимания к ГЛАВНОМУ.

3.    ...и для проведения исследовательских экспедиций

4.    В процесс включалось уже не РАК, а ГОСУДАРСТВО в лице высшего должностного лица Восточной Сибири.

5.    А исполнители были все ТЕ ЖЕ.

Процесс продолжался...

Формировалась не только Амурская, но и Сахалинская экспедиции.

И не только из казаков, но также – из матросов Камчатского флотского экипажа.

И не в количестве 25 человек, как было предписано... а гораздо больше.

Но все по порядку.

Итак, исследование территории будущего Приамурья, поручено Российско-Американской компании.

«12 февраля 1851 года было принято решение об организации Амурской экспедиции, которая хотя и снабжалась от щедрот Российско-Американской компании, но подчинялось генерал-губернатору Восточной Сибири через представителей власти на местах. Начальником экспедиции при помощи Муравьева и Меншикова назначался капитан 1-го ранга Г. И. Невельской. В ее состав входили 60 нижних чинов при двух офицерах и докторе» [Алексеев, А.И, Любовь, Амур, Счастье].

В примечании к книге «Подвиги морских офицеров на крайнем северо-востоке России» Г.И. Невельского имеются подробности:

«Первоначально в составе экспедиции были: Г. И. Невельской с супругой, лейтенант Н. К. Бошняк, поручик корпуса флотских штурманов А. И. Воронин, топограф прапорщик по армии П. Попов, унтер-офицер штейгер Иван Блинников; матросы — Александр Хашьянов, Егор Некрасов, Игнатий Горбовский, Евграф Карасев, Афанасий Пономарев, Аверьян Чухомлин, Петр и Ефим Дойниковы, Михаил Чупин и Александр Шишкин; комендоры — Аксентий Усов, Григорий Попов, Алексей Попов, Мирон Вяткин, Егор Кузнецов и Перфил Дианов; семьи мастеровых — Степана Решетникова, Осипа Гайдука, Григория Москвитина, Евдокима Вознюка, а также семьи казаков — Николая Пестрякова, Константина Русанова, Андрея Тюшева, Логина Нижегородова, Мартына Красовского, Романа Кошкарева и прислуга Невельского и Бошняка, а также фельдшер Шишерин с семьей. (АВПР, ф. РАК, оп. 888, д. 384, с. 44).

 

«…мастеровой Степан Решетников отправлялся на новое жительство с женой Анастасией и тремя детьми, да еще и со своей старой матерью; мастеровой Евдоким Вознюк — с женой Анной, с дочкой и внучкой; Григорий Москвитин — с женой Марией и двумя детьми. . .» [там же].

«Осенью 1852 года в Амурской экспедиции состояло 64 человека: 25 в Николаевском посту, 23 в Петровском зимовье, 16 в разъездах».

В приложении к книге А.И. Петрова «Амурский щит» есть рапорт корпуса штурманов подпоручика Д.И. Орлова от 9 октября 1852 года:

«Ранжирный список нижним чинам частей 46-го [Камчатского] флотского экипажа и Якутского казачьего полка, состоящим в команде зимовья Петровского

[сверяем его со списочным составом 47-го Камчатского флотского экипажа за 1855 год – РГАВМФ, фонд. 909, оп. 1, д. 29]:

№№ Чина, имена и прозвания

1.   Боцманмат Петр Релюк [Релюк Петр Андреев сын (1826) – уроженец г. Охотска из мастеровых детей, в 1841 году поступил школьником из Охотского училища в Охотский флотский экипаж младшим юнгою, в 1854 г. был в действительном сражении против англо-французской эскадры].

2.   Квартирмейстер Кирилл Подобин [Подобин Иван Матвеев сын (1822) – квартbрмейстер, уроженец Вологодской губернии Никольского уезда Верхомоломской волости (деревня Верхомоломская располагалась в Лапшинской волости) Рамского (вероятно, Раменьского) сельского общества деревни Грузанска (?), из казенных крестьян, в 1848-1849 гг. участник кругосветного плавания на транспорте «Байкал»].

Матросы

3.      Егор Некрасов [в списках отсутствует].

4.      Пантелей Сенотрусов [в списках отсутствует].

5.      Зиновий Меншиков (больным) [в списках отсутствует].

6.      Африкан Попов.

7. Павел Кошкаров [Кошкаров Павел Иванов (1821) – матрос 1-й статьи, Иркутского округа и города, из матросских детей, поступил на службу из Иркутского полубатальона военных кантонистов с причислением к Иркутскому Адмиралтейству в Охотский порт в 1839 г.].

8.      Степан Палагин [Палагин Степан Васильев сын (1815) – матрос 1-й статьи, уроженец Пскова, по выпуску из Псковского полубатальона военных кантонистов определен в Охотскую флотилию, в 1843 г. в кругосветном плавании на транспорте «Иртыш» в Охотский порт, на котором служил до 1849 г., в 1850-1851 гг. на бриге «Охотск»].

9.      Григорий Суковатиков [Суковатников Григорий Федоров сын (1820) – марсовый матрос, уроженец Иркутской губернии и округа, из солдатских детей, поступил на службу из Иркутского полубатальона военных кантонистов в 1839 г. в Охотский порт, служил на бриге «Охотск»].

10.  Александр Хошьянов [в списках отсутствует].

11.  Карп Черных (на золотоприисках) [Черных Карп Филимонов сын (1825) – матрос 1-й статьи, из мещан Пермской губернии г. Верхотурья, из 14-го линейного батальона включен мастером в Камчатскую экипажную роту, в 1850 г. служил на транспорте «Байкал»].

12.  Семен Григорьев [в списках отсутствует].

13.  Гаврила Лебедев (на золотоприисках) [Лебедев Гаврило Дмитриев сын (1816) – матрос 1-й статьи, из крестьян Иркутской губернии Верхнеудинского округа Мухоршибирской волости, из 13-го линейного батальона направлен на укомплектование Охотского флотского экипажа, в 1853 г. на корабле РАК «Николай I»].

14.  Евграф Карасев [Карасев Евграф Васильев (1819) – матрос 1-й статьи, уроженец г. Иркутска, в 1850 г. из 13-го линейного батальона переведен в 46-й флотский экипаж].

15.  Андрей Беломестный [Беломестной Андрей Федоров сын (1822) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии, Нижнеудинского округа Шерагульской волости, поступил на службу из Иркутского полубатальона военных кантонистов в Охотский порт в 1839 г.].

16.  Андрон Ваболев [в списках отсутствует].

17.  Степан Терентьев [Терентьев Степан Терентьев сын (1811) – матрос 1-й статьи, уроженец Архангельской губернии Шенкурского уезда из удельных крестьян, рекрутом определен в Архангельске в 15 флотский экипаж в 1835 г., в 1845 г. переведен в Охотский флотский экипаж, с 1843 г. в кругосветном плавании на транспорте «Иртыш», на нем до 1850 г., в 1850-1851 гг. на бриге «Охотск»].

18.  Селифон Каплин (на золотоприисках) [в списках отсутствует].

19.  Кузьма Гвоздицин [Гвоздицын Козма Григорьев сын (1810) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии Нижнеудинского округа Братской волости, из крестьян, взят рекрутом в 13-й Сибирский батальон в 1831 г., в 1836 г. матросом 2-й статьи в Иркутскую морскую команду, на службу в Охотском порту, в 1836-1838 гг. на транспорте «Иртыш», с 1843 по 1848 на боте «Кадьяк», с 1850 г. на бриге «Охотск»].

20.  Андрей Попов [в списках отсутствует].

21.  Матвей Моисеев [Моисеев Матвей Семенов сын (1820) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии города Охотска, из школьников Охотского училища поступил на обучение фельдшером, произведен в фельдшеры, разжалован в матросы, за поступки, учиненные в пьяном виде против боцмана Гагарина наказан розгами – 300 ударов, в 1850-1851 гг. на бриге «Охотск»].

22.  Яков Забелин (на золотоприисках) [в списках отсутствует].

23.  Давыд Котов [Котов Давид Осипов сын (1825) – матрос 1-й статьи, уроженец Вологодской губернии Тотемского уезда Спасского приказа Заячерицской волости (на реке Заячьей) деревни Махова из удельных крестьян, в 1848-1849 гг. в кругосветном плавании на транспорте «Байкал», на котором служил в 1854-1855 гг.].

24.  Афанасий Михайлов [в списках отсутствует].

25.  Спиридон Базулин (на золотоприисках) Михайлов [в списках отсутствует].

26.  Наум Васильев (больным) [в списках отсутствует].

27.  Аксентий Усов [Усов Аксентий Васильев сын (1828) – матрос 1-й статьи, уроженец Камчатской области, из солдатских детей, в 1847 г. на транспортном боте «Камчатка»].

28.  Баталер Николай Аксиментов [в списках отсутствует].

Мастеровые унтер-офицеры

29.  Семен Войтехович [в списках отсутствует].

30.  Михаил Сукиев [в списках отсутствует].

Рядовые

31.  Евдоким Вознюк [в списках отсутствует].

32.  Михаил Родионов (на золотоприисках) [в списках отсутствует].

33.  Григорий Москвитин. (больным) [в списках отсутствует].

34.  Осип Коробов [в списках отсутствует].

35.  Петр Кусков [в списках отсутствует].

36.  Осип Гайдуков (в лесу у вырубки кокор) [в списках отсутствует].

37.  Степан Решетников [в списках отсутствует].

 

Якутского казачьего пока казаки [уточняем: в «Посемейных списках о казаках Камчатской команды, служащих и отставных с их детьми» этих имен нет – следовательно, все они – охотские казаки, состоящие по Якутскому казачьему полка -- РГАВМФ, фонд 906, оп. 1, д. 16., 1852 год]

38.  Матвей Большаков.

39.  Яков Попов (больным).

40.  Петр Пшенников.

41.  Андрей Тюшев.

42.  Роман Кошкаров.

43.  Яков Бубякин (в лесу у вырубки кокор).

44.  Феодосий Красовский (на золотоприисках)

45.  Тимофей Чертовский (больным).

46.  Колмогоров Илья.

47.  Яков Куклин (на золотоприисках).

48.  Мартын Красовский (в лесу у вырубки кокор)».

 

«6 мая 1853 г. было решено учредить в устье Амура особую команду для его защиты, которая должна была состоять из регулярной роты флотского экипажа и сотни забайкальских казаков. Но в 1853 г. переправить казаков в устье Амура не удалось, и охрану этого района несли небольшие отряды Амурской экспедиции. В её составе с 1850-х гг. находились 33 казака из Якутского городового полка» [Сергеев О.И., Переселение российского казачества на Дальний Восток в середине XVII – начале XX вв.: основные этапы и особенности, Интернет-ресурс: «Труды института истории»].

«Амурская экспедиция выходила из подчинения Российско-Американской компании, утверждался ее штат (два лейтенанта, два мичмана, два штурманских офицера, один артиллерийский офицер, 240 старшин и матросов, сотня казаков с двумя офицерами, взвод горной артиллерии с двумя офицерами, доктор, священник, правитель канцелярии с помощником, три писаря, содержатель имущества, два фельдшера)».

«23 мая 1853 года. Путешественники пробыли тут неделю, подробно его описали, дали названия мысам и заливам, повстречались с местными жителями, а перед уходом поставили на мысе Анастасии, недалеко от выхода в Татарский пролив, крест. На кресте вырезали надпись, гласящую, что эта гавань открыта лейтенантом Бошняком со спутниками казаками Семеном Парфентьевым, Киром Белохвостовым и амгуньским [амгинским] крестьянином Иваном Мосеевым, и названа Гаванью Императора Николая I»

«…Невельской направился в Императорскую гавань, которую ему просто не терпелось осмотреть. Она поразила его своим великолепием. В одном удобном заливе этой гавани, Константиновском, Невельской выставил пост, назвав его также Константиновским. Он оставил в нем десять казаков во главе с урядником Дмитрием Хороших» [Алексеев А.И., Любовь, Амур, Счастье]

 

В РГАВМФ (фонд 906, оп. 1, д. 42, л. 15) есть

 

«Список
Нижним чинам, оставленным от команды Сахалинской экспедиции для занятия Константиновского поста.

Казачий урядник Дмитрий Хороших

Матросы 46-го флотского экипажа

Ерофей Кузнецов [нет сведений]

Никита Максимов [Максимов Никита Афанасьев сын (1826) – матрос 2-й статьи, из крестьян Иркутской губернии Верхнеудинского округа Урлукской волости, из 13-го линейного батальона переведен в Камчатскую экипажную роту, в 1853 г. на судне РАК «Николай»]

Матвей Моисеев [Моисеев Матвей Семенов сын (1820) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии города Охотска, из школьников Охотского училища поступил на обучение фельдшером, произведен в фельдшеры, разжалован в матросы, за поступки, учиненные в пьяном виде против боцмана Гагарина наказан розгами – 300 ударов, в 1850-1851 гг. на бриге «Охотск»]

Казаки

Николай Молдаванов

Иосиф Лазарев

Иван Бобков

Николай Дроздов

Николай Безносов».

 

            Наталья Сеселкина в статье «Трагическая зимовка в Императорской Гавани» сообщает:

            «4 (16) августа 1853 года в бухте Постовой Императорской гавани Г. И. Невельским был выставлен Константиновский пост из 11 человек во главе с урядником Д. Хороших. 7 октября в залив Великого Князя Константина, находящийся в гавани, вошел транспорт Российско-Американской компании «Николай—I», на котором в качестве начальника Константиновского поста прибыл Н. К. Бошняк, назначенный на эту должность Г. И. Невельским. К тому времени в бухте Постовой поставили небольшой дом для проживания постовой команды и амбар. Бошняка встретили бравый унтер-офицер Дмитрий Хороших и казаки Иркутского полка Перфил Толмачёв, Никифор Челпанов, Николай Молдаванов, Осип Лазарев, Николай Дроздов, Григорий Толмачёв». 

«…22—23 сентября в заливе Анива … высадились 59 матросов и казаков и восемь вольнонаемных поселенцев».

Их командир – Н.В. Буссе – ведя дневник, дает полный состав первых русских поселенцев на острове Сахалин [РГАВМФ, фонд 906, оп. 1, д. 42, л. 4 об.]:

Боцман Андрей Телепов [Телепов Андрей Николаев сын (1832) -- боцманмант, г. Кронштадт, прибыл в Петропавловский порт из Кронштадта на транспорте «Байкал»].

Квартирмейстер Василий Петров [Петров Василий Кирилов сын (1819) – квартермейстер, уроженец Иркутской губернии и города, из солдатских детей, в 1839 г. поступил на службу из Иркутского полубатальона военных кантонистов в Иркутское Адмиралтейство в Охотский порт, с 1843 по 1854 гг. служил на боте «Кадьяк», в 1855 г. – на судне РАК «Николай I»].

 

Матросы

Василий Козлов [в списках отсутствует].

 

Константин Ведерников [в списках отсутствует].

 

Дмитрий Сименов [в списках отсутствует].

Василий Малышев [Малышев Василий Вакулов сын (1821) – матрос 1-й статьи, из крестьян Иркутской губернии и округа Ильинской волости, в 1850 г. из 13-го линейного батальона переведен в 46-й флотский экипаж, в 1853 г. служил на судне РАК «Николай I»]

Филипп Юрьев [в списках отсутствует].

Гаврило Иванов [Иванов Гаврило Афанасьев сын (1823) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии Верхнеудинского округа Кульского отдельного общества, в 1847 г. рекрутом зачислен в 13 линейный Сибирский батальон рядовым, в 1850 г. переведен в матросы 46-го Камчатского флотского экипажа, в 1853 г. на судне Российско-Американской компании «Николай»].

Андрей Ларионов [Ларионов Андрей Леонтьев сын (1821) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии и округа Оекской волости, из крестьян, рекрутом зачислен рядовым в 14 линейный Сибирский батальон, переведен в Охотскую флотилию, в 1849-1853 на боте «Кадьяк», в 1854 г. на судне Российско-Американской компании].

Филимон Инкин [в списках отсутствует].

Федор Николаев [Николаев Федор Степанов сын (1818) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии Нижнеудинского округа Яндинской волости, в 1849 г. переведен из 14-го Сибирского линейного батальона в Петропавловскую экипажную роту, в 1853 г. служит на судне РАК «Николай I»].

Матвей Максимов [Максимов Матвей Степанов (1827) – матрос 1-й статьи, из крестьян Иркутской губернии Яндинской волости, из 13-го линейного батальона переведен в Охотский флотский экипаж, в 1853 г. служил на судне РАК «Николай I»

Иван Коротких (умер) [Императорская гавань, зимовка 1853/1854]

Самсон Шаньгин [Шаньгин Семен Матвеев сын (1824) – матрос 1-й статьи, солдатский сын Иркутского полубатальона военных кантонистов, в 1850 г. из 13-го линейного батальона направлен на формирование 46-го флотского экипажа, в 1853 г. служит на судне РАК «Николай I»].

Петр Чуборь [в списках отсутствует].

Яков Скуратов [Скуратов Яков Петров сын (1818) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии, Верхнеудинского округа Куналейской волости Ониколюческого селения, из крестьян, в 1850 г. из 14-го Сибирского линейного батальона переведен в 46-й флотский экипаж, в 1854 г. служил на судне РАК «Николай I»].

Ксенофонт Краснопольцев [в списках отсутствует].

Петр Петров [в списках отсутствует].

Ефим Горносталев [Горносталев Ефим Филипов сын (1825) – матрос 1-й статьи, из крестьян Иркутской губернии Нижнеудинского округа Братской волости, в 1850 г. из 13-го линейного батальона переведен в 46-й флотский экипаж, в 1853 г. служил на судне РАК «Николай I»].

Николай Смертин [в списках отсутствует].

Николай Гачев [Гачев Николай Григорьев сын (1819) – матрос 1-й статьи, уроженец, из солдатских детей Иркутского полубатальона военных кантонистов, прибыл их 14-го линейного батальона на укомплектование Охотской и Камчатской флотилий, в 1853 г. слежил на судне РАК «Николай I»].

Василий Тюменцев [Тюменцов Василий Афанасьев сын (1819) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии и округа Верхоленской волости, переведен в Охотский флотский экипаж из солдат 13-го Восточно - Сибирского линейного батальона, служил в 1853 г. на корабле РАК «Николая I»].

Харлампий Бурлаков [в списках отсутствует].

Никита Максимов [Максимов Никита Афанасьев сын (1826) – матрос 2-й статьи, из крестьян Иркутской губернии Верхнеудинского округа Урлукской волости, из 13-го линейного батальона переведен в Камчатскую экипажную роту, в 1853 г. на судне РАК «Николай»].

Савелий Буевых [Буевых Савелий Петров сын (1821) – матрос 1-й статьи, из крестьян Пермской губернии Комышловского уезда Томакульской сельского общества деревни Богаритой, из 13-го линейного батальона переведен в Камчатскую экипажную роту].

Михайло Шеманов [в списках отсутствует].

Прокопий Котлов (умер)

Назар Луговой [Луговой Назар Федоров сын (1811) – матрос 2-й статьи, уроженец Пермской губернии Екатеринбургского уезда Сысертских Турчаниновых Шишердкиных заводов, в 1850 г. переведен из 14-го линейного батальона в 46-й флотский экипаж, в 1853 г. на судне РАК «Николай I»].

Иван Волетков [в списках отсутствует].

Архип Асанов [Асанов Архип Иванов сын (1819) – матрос 1-й статьи, уроженец Пермской губернии Ирбитского уезда Шогринской волости деревни Хайдук, из крестьян, В 1841 году рядовой 13-го линейного батальона, в 1849 году переведен в Камчатскую экипажную роту матросом, в 1853 г. служит на корабле РАК «Николая I»].

Гурий Тузнев [в списках отсутствует].

Иван Алексеев [Алексеев Иван Сидоров сын (1825) – матрос 1-й статьи, из крестьян Иркутской губернии и округу, Черемховской волости, в 1850 г. переведен из 13-го линейного батальона в 46-й флотский экипаж, в 1853 г. служит на судне РАК «Николай I»].

Федор Балдаков [в списках отсутствует].

Тарас Смольянинов [в списках отсутствует].

Егор Чудинов [Чудинов Егор Евсеев сын (1823) – матрос 1-й статьи, из мещан г. Иркутска, в 1850 г. из 14-го линейного батальона переведен в 46-й флотский экипаж, в 1853 г. служит на судне РАК «Николая I»].

Иван Овдин [в списках отсутствует].

Иван Семенов [Семенов Иван Алексеев сын (1828) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутска, из полубатальона военных кантонистов, в 1850 г. из 13-го линейного батальона переведен в 46-й флотский экипаж, в 1853 г. на судне РАК «Николай I»].

Спиридон Судейкин (умер) [Императорская гавань, зимовка 1853/1854]

Андрей Мусинцов [в списках отсутствует].

Сидор Пушигин (умер) [Императорская гавань, зимовка 1853/1854]

Ерофей Кузнецов [в списках отсутствует].

Петр Пушигин [в списках отсутствует].

Алексей Козлов (умер) [Императорская гавань, зимовка 1853/1854]

Иван Подварков [Подварков Иван Григорьев сын (1821) – матрос 1-й статьи, из крестьян Иркутской губернии Верхнеудинской волости, из 13-го линейного батальона переведен в Охотский флотский экипаж, в 1854 г. на транспорте «Иртыш»].

Лука Черниговский [Черниговский Лука Иванов (1823) – матрос 1-й статьи, из крестьян Иркутской губернии Черемховской волости, в 1850 г. из 13-го линейного батальона переведен в 46-й флотский экипаж, в 1853 г. служил на судне РАК «Николая I»].

Семен Галкин [Галкин Семен Иванов сын (1818) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии и округа Идинской волости, в 1841 г. переведен из 13-го Сибирского линейного батальона в Охотский флотский экипаж, в 1854 г. служил на судне РАК «Николай I»].

Матвей Воукин (умер)

Абрам Изел [в списках отсутствует].

Иван Белых [Белых Иван Емельянов (1826) – из крестьян Иркутской губернии Верхнеудинского округа, в 1847 г. в рекрутах зачислен в 14 линейный Сибирский батальон, переведен в Камчатский экипаж, в 1853 г. служил на корабле Российско-Американской компании «Николай»].

Иван Герасимов [в списках отсутствует].

Иван Казанцов [в списках отсутствует].

Филипп Новиков [Новиков Филип Ульянов сын (1815) – из крестьян Иркутской губернии и округа Оекской волости, в рекрутах зачислен в 13 линейный Сибирский батальон, переведен в Камчатский экипаж в мастеровые].

Семен Кокоуров [Кокоуров Григорий Семенов сын (1814) – из крестьян Иркутской губернии и округа Оекской волости, в рекрутах зачислен в 14 линейный Сибирский батальон, переведен в Камчатский флотский экипаж]/

Хирсан Медведев (умер) [Императорская гавань, зимовка 1853/1854 гг.]

 

Фельдшер Ефим Кокорин [Ефим Алексеев сын Кокорин – 31 год, из солдатских детей. В 1839 году поступил в Охотское штуоманское училище на лекарское отделение, старший аптекарский ученик]

 

Урядник Иван Томский [см. ниже] 

Казаки

Еким Манаков [Манаков Иоаким Ильич (1831), казак в Петропавловском порту, 1850 г.].

Василий Крупенин [см. ниже]

Филат Манаков [Манаков Фавст, он же Феофет, он же Филат Ильич, отставной казак в 1880 г., с. Сероглазка]

Фирс Минюхин [Минюхин Фирс Яковлевич (1835), 1846 г., Петропавловский порт, казачий сын; камчатский казак, жил в 1893 г. с. Халактырка

Ж. 1?

Ж. 2 (с 1884) Соловьева Соломония (1865), уткинской камчадалки Евлампии Никифоровны Соловьевой дочь]

Матвей Минюхин [Минюхин Матвей Яковлевич (1833), 1846 г., Петропавловский порт, казачий сын; казак, участник обороны Петропавловского порта в 1854 г., в 1893 г. жил в с. Халактырка

Ж. (с 1863) Штильникова Елена Трифоновна (1838), с. Ключи, дочь крестьянина]

 

По поводу некоторых из вышеназванных казаков мы нашли также интересные сведения [РГАВМФ, фонд 906, оп. 1, д. 36, л. 52]:

Формулярный список

Службы нижних чинов 2-х сотенно Камчатской казачьей команды, состоящей в службе Российско-Американской компании в Сахалинской экспедиции и ныне находящихся в Аянском порте. За 1855 год.

Пятидесятник

Томский Иван Никифорович

 [27 лет, из казачьих детей

Верстан в казаки 01.12. 1847

Урядник – с 09.08. 1853

Пятидесятник – с 27.10.1855.

В 1853 г.  поступил в службу РАК и на корабле «Николай» прибыл на остров Сахалин, где с 26 сентября зимовал.

С июня 1854 г. переведен в Аянский порт, где с 8 июля и находится.

Холост].

Казак

Крупенин Василий Трофимов сын

[24 года

Из казачьих детей

В службе с 1843 года

На службе в РАК – с 1853 г.]

 

Казак

Манаков Фавст Ильин

[21 год

Из казачьих детей

В казаках с 1853 г.

На службе в РАК – с 1853 г.

Холост]

 

Казак

Минюхин Фирс Яковлев сын

[21 год

Из казачьих детей

В казаках – с 1853 г.

На службе в РАК – с 1853 г.

Холост]

 

 

А вот список, составленный самим первостроителем Николаевского-на Амуре военного поста А.И. Петровым [Амурский щит, с. 92-94]

 

«Может быть, эта моя рукопись будет когда-нибудь любопытна для публики и напечатана, тогда пускай предадутся гласности фамилии тех, которые были невидными, но весьма полезными деятелями на Амуре, которые принесли государству безропотно, не ожидая наград и повышений, громадную услугу и, терпя страшные лишения, подорвали свое здоровье и почти все, исключая троих или четверых, лежат там, на Амуре, в земле сырой.

Выписываю из имеющихся у меня дел список нижних чинов и их семейств из строевого рапорта, поданного мною начальнику экспедиции от 5 декабря 1852 года за №157.

Боцман

1.      Аверьян Никитин – был моим помощником [в списках отсутствует].

Матросы

2.      Март Клейн – смотрел за коровой, за огродом и был пильщиком [в списках отсутствует].

3.      Александр Шишкин – плотник и наш «тур», но ленивый [в списках отсутствует].

4.      Павел Пономарев – всегда был кок и хлебопек [Пономарев Павел Захаров сын (1821) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутской губернии и округа Идинской волости, из крестьян, зачислен в 14 линейный Сибириский батальон рядовым в 1840 г., в 1841 г. включен в Охотский флотский экипаж].

5.      Игнатий Старцев – всегда больной грудью, а потом цингой [в списках отсутствует].

Фельдшер

6.      Андрей Шишерин – он же и писарь, он же исправлял должность священника.

Мастеровые

7.      Алексей Назимов – хороший плотник.

8.      Тимофей Новопашенный – плотник, но ленивый.

Казаки Якутского полка

9.      Урядник Николай Пестряков – содержатель провианта и всего казенного имущества.

10.  Егор Волков – плотник и пильщик.

11.  Андреян Замиралов – старый плотник и пильщик

12.  Кирьяк Волынкин 2-й – плотник и пильщик

13.  Константин Русанов – немного был закройщик и портной, но человек больной.

14.  Кир Белохвостов – плотник.

15.  Семен Парфентьев – плотник.

16.  Логин Нижегородов – переводчик

17.  Иван Анкудинов – плотник

18.  Иосиф Попов – больной старик, но единственный печник, хотя и плохой.

19.  Михаил Решетников – восемнадцать лет.

20.  Василий Тюшев – плотник.

21.  Яков Инешин – плотник и пильщик.

22.  Феодосий Огибалов – плотник.

23.  Варфоломей Кошкаров – ничего.

24.  Иван Красовский 2-й (сын) – семнадцати лет.

25.  Тимофей Милюсин – всегда больной и ленивый.

26.  Василий Кошкаров – всегда больной и ленивый.

27.  Аким Волынкин 1-й – ничего.

28.  Яков Кошкаров – плотник, но плохой.

29.  Андрей Трепелкин – плотник, но плохой.

30.  Ефим Красовский 1-й (отец) – кирпичный заводчик.

31.  Степан Кирсантьев – мой вестовой

32.  Андрей Замиралов 3-й – хотя семнадцати лет, но молодец на все руки.

33.  Иван Замиралов 2-й – пильщик

34.  Василий Холмогоров – ленивый, ни на что не способный.

Кантонисты и женщины

Михайло Шишерин, Антон Красовский, Иван Тюшев, Николай Красовский; жена фельдшера Шишерина Пелагея, жена казака Тюшева Мавра, лочь ее Лукерья, жена казака Красовского 1-го Прасковья, дочь ее Елена, жена казака Нижегородова Катерина, жена казака Огибалова Матрена, дочь ее Анна, жена казака Волынкина 1-го Агафья, мать казака Кирсантьева Дарья, дочь ее Ульяна, жена казака Замиралова 2-го Акулина, сестра казака Замиралова 2-го Акулина, мать казака Решетникова Агафья, жена казака Попова Авдотья, дочь ее Пелагея».

О трагических событиях в жизни первопоселенцев Амура есть подробности в книге Г.И. Невельского: «Происходили в Петровском, Николаевском и Мариинском постах и трагические события. Несмотря на постоянный врачебный надзор и разнообразие в питании, то там, то тут вспыхивала цинга, унесшая в могилу не одну жертву. 11 февраля 1853 года умер мастеровой 1-го класса Степан Решетников, оставивший вдову в положении и с четырьмя детьми; 23 марта — матрос Яков Забелин; 17 апреля — мастеровой 1-го класса Григорий Москвитин, 21 апреля — мастеровой 2-го класса Осип Коробов».

Но были и радости: «…в Петровском нередким явлением были и крестины: в январе 1853 года у фельдшера Андрея Шишерина родилась дочь Анна, в феврале у матроса 1-й статьи Павла Кошкарева — сын Василий, в мае еще у двоих — по дочери».

 

А главное – следовали новые открытия:

«9 августа 1853 года экспедиция в составе начальника Николаевского поста А. И. Петрова, рядовых Замиралова, Волынкина, Кашкарова, Кирсантьева, Анкудинова, приказчика Овсянникова достигла на лодках стойбища Кизи, где по предписанию Невельского Г.И. № 222 от 15 июня 1853 следовало определить место для основания поста и постройки помещений для зимовки». Здесь был основан Мариинский пост.

 

Но вот что интересно — целый ряд казаков, названных якутскими, на самом деле входили в состав 2-х сотенной Камчатской казачьей команды – это видно по представленному ниже списку: по казакам из двухсотенной Камчатской (в том числе и Гижигинской) казачьей команды есть данные по возрасту и службе.

РГАВМФ, фонд 909, опись 1, дело 29. Января 1856 года. Казаки Камчатской (включая Гижигинскую сотню) казачьей команды

 

Петровское зимовье

Урядник

Пестряков Николай

Казаки

Анкудинов Иван

Белохвостов Кирила

Белоусов Евдоким [30 лет, из казачьих детей, в службе с 1845 г., Петропавловский порт, 1852 г., казак]

Большаков Матвей

Большаков Флегонт [Леонтьев сын, 25 лет, из казачьих детей, в службе с 1849 г., Гижигинская крепость, 1852 г.]

Бубякин Яков

Волков Егор

Волынкин Аким

Волынкин Кир

Замиралов Андриян

Замиралов Андриян 2-й

Замиралов Иван

Инешин Яков

Кашкарев Варфоломей

Кашкаров Василий

Киршов Иван [Карпов сын, 24 года, из военно-поселенческих детей, в службе с 1853 г., Петропавловский порт в 1852 г.]

Корюкин Иван [25 лет, из казачьих детей, в службе с 1849 г., Петропавловский порт]

Корюкин Моисей [27 лет, из казачьих детей, в службе с 1845 г., Петропавловский порт]

Кошкаров Роман

Красовский Ефим

Красовский Иван [Власов сын, Гижигинская крепость, 1852 г., 26 лет]

Красовский Мартын

Куклин Яков

Нижегородов Логин

Огибалов Феодосий

Онохов Андрей [30 лет, из казачьих детей, в службе с 1839 г., Петропавловский порт]

Парфентьев Семен

Переплеткин Андрей

Попов Иосиф

Попов Яков

Пшенников Петр

Решетников Михайла

Толстихин Петр [Иванов сын, 24 года, из казачьих детей, в службе с 1849 г., Тигильская крепость, 1852 г.]

Толстихин Тимофей

Третьяков Федор [23 года, из казачьих детей, в службе с 1853 г., Петропавловский порт, 1852 г.]

Тюшев Андрей

Чертовский Тимофей

 

НА САХАЛИНЕ

 

Урядник

Томский Иван [28 лет, из казачьих детей, в службе с 1843 г., Петропавловский порт, 1852 г.]

Казаки:

Крупенин Василий [28 лет, из казачьих детей, в службе с 1847 г., Петропавловский порт 1852 г.]

Манаков Аким [24 года, из казачьих детей, в службе с 1849 г.]

Манаков Феофет [24 года, из казачьих детей, в службе с 1853 г.]

Минюхин Фирс [23 года, из казачьих детей, в службе с 1853 г., Петропавловский порт, 1852 г.]

 

РГА ВМФ, фонд 906, оп. 1, д. 42, Л. 3

Из списка участников Сахалинской экспедиции (на службе Российско-Американской компании)

Пятидесятник Давид [Федоров сын] Савинский [Гижигинская крепость, 1852 г, 22 года]

Урядник Иван [Никифоров сын] Томский [Петропавловский порт]

Казаки:

Василий [Трофимов сын] Крупенин

Филат [Ильин сын] Манаков [Петропавловский порт, 1852 г.]

Фирс [Яковлев сын] Минюхин [Петропавловский порт, 1852 г.]

Матвей Минюхин [Петропавловский порт, 1852 г, 19 лет, казак]

Федор [Иванов сын] Третьяков [Петропавловский порт, 1852, 15 лет]                                                                                                                                                                                                                                                                              

Андрей Онохов [Петропавловский порт, 1852 г., 28 лет, казак]

Иван Киршов [Иван Карпов сын Киршов, Петропавловский порт,1852 г., 21 год]

Михаил Большаков

Иван Большаков

Петр Толстихин

Иван Корюкин

Илья Корюкин

Василий Пшенников

 

            Зима 1853/1854 гг. была трагической для Константиновского поста, где, помимо штатных казаков и матросов вынуждены были зимовать и члены экипажа транспорта «Иртыш» и корабля Российско-Американской компании «Николай».

            Наталья Сеселкина в статье, которую мы упомянули выше, рассказывает о том, как, когда и кем, были восстановлены имена погибших от голода и цинги в Императорской гавани:

            «Совгаванскому краеведу В. А. Анчевскому, работавшему в Российском государственном архиве ВМФ, удалось отыскать в журнале исходящих и входящих писем Амурской экспедиции за период с августа 1853 года по октябрь 1854 года список из 22 членов 46-го флотского экипажа, зимовавших на Константиновском посту, которым причитались деньги. Четверо из них были помечены как умершие: Коротких Иван, Судейкин Спиридон, Медведев Хирсандр, Сизых Михаил. К списку подшито отношение Н. К. Бошняка с духовным завещанием умершего матроса Алексея Козлова.

В результате поисковой работы Виктор Анатольевич составил список умерших зимовщиков в бухте Постовой в ту трагическую зимовку.

Попробуем в нем разобраться.

Толмачёв Перфил – Иркутский казачий полк (Константиновский пост)

Козлов Алексей -- 46-й Камчатский флотский экипаж (Константиновский пост, если завещание от него принимал Бошняк, как командир)

Итого: 2 человека

 

Коротких Иван – 46-й Камчатский флотский экипаж («Николай»)

Судейкин Спиридон -- 46-й Камчатский флотский экипаж («Николай»)

Пушинин [Пушигин] Сидор -- 46-й Камчатский флотский экипаж («Николай»)

Сизых Михаил -- 46-й Камчатский флотский экипаж «Николай»

Медведев Хирсандр -- 46-й Камчатский флотский экипаж («Николай»)

Итого: 5 человек

 

Чудинов Гурий Михайлович – 46 флотский экипаж, поручик, транспорт «Иртыш».

Колобов Прокопий

Рогов Павел

Водкин Матвей

 Мироманов Василий

Итого: 5 человек

Исключаются из списка погибших, признанных выжившими:

Максимов Матвей [указан в списках Камчатского флотского экипажа за 1855 год: [Максимов Матвей Степанов (1827) – матрос 1-й статьи, из крестьян Иркутской губернии Яндинской волости, из 13-го линейного батальона переведен в Охотский флотский экипаж, в 1853 г. служил на судне РАК «Николай I»].

Шаныгин Самсон [указан в списках Камчатского флотского экипажа за 1855 год: [Шаньгин Семен Матвеев сын (1824) – матрос 1-й статьи, солдатский сын Иркутского полубатальона военных кантонистов, в 1850 г. из 13-го линейного батальона направлен на формирование 46-го флотского экипажа, в 1853 г. служит на судне РАК «Николай I».

Семёнов Иван [указан в списках Камчатского флотского экипажа за 1855 год: [Семенов Иван Алексеев сын (1828) – матрос 1-й статьи, уроженец Иркутска, из полубатальона военных кантонистов, в 1850 г. из 13-го линейного батальона переведен в 46-й флотский экипаж, в 1853 г. на судне РАК «Николай I»].

 

Добавляем из списка Буссе (Сахалинская экспедиция) умерших членов экипажа судна РАК «Николай»:

Прокопий Котлов (умер)

Матвей Воукин (умер). Но неизвестно, умерли ли они в Императорской гавани.

 

В 2015 году по инициативе В.А. Анчевского в поселке Заветы Ильича этим людям установили памятник.

На нем надпись:

«Умершим от цинги

В зиму с 1853 на 1854 годъ

Транспорта Иртышъ

Штурманъ Поручикъ Чудиновъ

И 12 человек нижних чинов

Корабля Николай Рос-Амер. Ком.

4 матроса и 2 матроса постовой команды».

 

            По этому списку получается 19 погибших от цинги в Императорской гавани.

Бошняк называет цифру в 20 человек. Вот цитата из его записок:

«...с первыми признаками наступающей весны я отправил на байдарке казака Парфентьева отрывать из земли на м. Путятина, черемшевые коренья, как известное противоядие этой убийственной болезни. Несмотря на все, когда время болезни прошло, из 90 человек мы недосчитались 20, а выдающийся мысок покрылся крестами».

Но сам же Бошняк дает и другую цифру:

«...Гаврилов, командир транспорта [«Иртыш»], лежал при смерти; старший его помощник — в могиле, кондуктор также был при смерти, здоровой команды 13 человек — 13 лежало в могиле и 10 человек на берегу больных. На «Николае» командир и 2 старших помощника — больные, оставался один младший с 18 человеками команды; у меня 13 человек было в могиле, 8 больных и 4 здоровых, прислуживающих больным». 

То есть вопрос о конкретных жертвах трагедии Императорской гавани НЕ ЗАКРЫТ еще и спустя 170 лет.

Как открытым остается и вопрос о дальнейшей судьбе тех, кто выжил в тех невероятно сложных условиях деятельности Амурской и Сахалинской экспедиций.

В материалах Российского государственного архива мне встретились такие строки, на которые я первоначально не обратил внимание. Речь шла о якутских, гижигинских и камчатских казаках, которые были участниками Амурской и Сахалинской экспедиции и о которых сообщалось следующее – те, кто НЕ УМЕР, были включены по распоряжению Камчатского губернатора (так первоначально звучала его должность) Петра Васильевича Казакевича в состав 6-й сотни Амурского казачьего полка.

И, действительно, мы обнаруживаем в списках награжденных казаков из 6-й сотни конных казаков Амурского полка имена гижигинских казаков Ивана Анкудинова и Ивана Корюкина и, возможно, также одного из гижигинских Кошкаровых – Ивана, об истории появления которого на Амуре у нас пока нет сведений...

Надеемся, что удастся найти следы и других представителей казачьих семей Якутского казачьего полка, Гижигинской и Камчатской казачьих команд, а также отставных матросов Камчатского (впоследствии Амурского) флотского экипажа – первых поселенцев новоприобретенных дальневосточных земель...

 

 

 

 

 

 

 

           

           

           

Изменено 22 февраля 2024 пользователем Вахрин

[Вахрин]

Это глава из цикла "Тайны северных имен". Но она имеет самое непосредственное отношение к данным событиям.

ТАЙНЫ СЕВЕРНЫХ ИМЕН. БЕЛОХВОСТОВЫ

БЕЛОХВОСТОВЫ

                Город Советская Гавань расположен на берегу одноименной бухты, которую первооткрыватели назвали Императорской (точнее, императора Николая I), вкладывая в это название не столько верноподданнический дух, сколько апофеоз идеи приобретения Российской империей замечательного выхода в Тихий океан в новообретенной дальневосточной земле.

                В городе есть несколько памятников, посвященных руководителю этой экспедиции – Николая Константиновичу Бошняку -- и музей его имени.

                Этот день отмечен и в истории Советско-Гаванского района: «23 мая (4 июня)1853 года. Офицер российского флота лейтенант Николай Константинович Бошняк вместе с казаками Якутского полка Семёном Парфентьевым, Киром Белохвостовым и крестьянином Иваном Мосеевым открыл залив Хаджи (гавань Императора Николая I, Императорская гавань, Советская гавань)».

                Есть и памятник, посвященный всей группе первооткрывателей, на котором выбиты имена этих людей.

                И, собственно, все...

                Нет, не совсем так.

                Их подвиг описан во многих научных статьях по истории Дальнего Востока и в книгах, в том числе и в многочисленных научно-популярных трудах замечательного дальневосточного писателя-документалиста Александра Ивановича Алексеева.

                Давайте и мы с вами коснемся этих страниц нашей отечественной истории.

                «Ну, а затем наступила очередь Бошняка. 15 февраля 1853 года Бошняк начал свою третью поездку-плавание. Первые две дали важные результаты. Впервые был описан путь по Амуру и Амгуни до озер. В путешествии по Сахалину впервые пересекли остров по направлению реки Тымь, открыли каменный уголь, узнали о пребывании на острове в недавнем времени русских людей и о том, что они время от времени появляются на Сахалине. Все это было настолько важно, что Невельской немедленно сообщал об открытиях Бошняка в Петербург. Этому своему самому активному офицеру и талантливому исследователю Невельской поручил и поход к неизвестному заливу, лежащему к югу от лимана Амура, от пролива Невельского, где-то на побережье Татарского пролива. Николай Константинович выбрал себе в спутники горного мастера Ивана Блинникова, казаков Семена Парфентьева и Кира Белохвостова, а также якута Ивана Мосеева, знакомого с языком орочей, которые, по словам местных жителей, живут в нескольких местах на побережье залива Хаджи.

Наезженный путь по Амуру был пройден без каких-либо происшествий. В Кизи им сказали, что все имущество сохраняется до приезда офицера, который будет строить здесь пост. Когда путешественники прибыли на берег залива Нангмар (Чихачева), то были встречены Березиным, заканчивавшим постройку небольшого домика для поста. Он же подобрал нивхскую лодку, которую Бошняк укрепил, поднял ее борта, чтобы не заливало во время плавания, и еще раз просмолил.

Затем, собрав местных жителей, Бошняк поднял на поставленном флагштоке русский флаг, а старейшине селения передал Лист, написанный на русском и французском языках, подписанный Невельским. В том Листе говорилось, что все побережье от сего места и до берегов Кореи является русским, что жителей этих мест русский император берет под свое покровительство. Бошняк наказал старейшине, чтобы он показывал Лист капитану всякого приходившего в залив судна или военного корабля.

Покончив с официальным поручением Невельского и оставив в посту, названном Александровским, Березина, Бошняк со спутниками тронулись в плавание. Пока они шли по заливу, все было хорошо, но как только стали поворачивать за мыс, чтобы выйти в Татарский пролив, плоскодонную лодку начало так быстро заливать, что стало ясно — кому-то необходимо остаться и снять часть груза. Все это решили на перешейке: остался Иван Блинников, который налегке отправился к Березину, а затем они вдвоем перенесли груз в Александровский пост.

После разгрузки лодка вела себя нормально, теперь плавание на ней вблизи берега не представляло опасности. Небольшой косой парус двигал лодку, которой управляли короткими лопастями-веслами, с их же помощью продвигались при безветрии. Бошняк все внимание уделял описи берега, а в местах стоянок — определению глубин, особенно в устьях ручейков, рек и речушек. Не упускал он и возможности поговорить с местными жителями. Во всяком случае, записки Бошняка, опубликованные впоследствии в журнале «Морской сборник», говорят о незаурядном таланте этого молодого человека, его пытливости и научной наблюдательности.

Продолжая плавание вдоль берега, огибая все мысы, заходя во все заливы, Бошняк подошел к узкому перешейку, за которым было видно большое пространство воды. Перетащив лодку через перешеек, исследователи оказались в огромном озере, в берега которого с разных сторон врезались широкие и узкие заливы и заливчики. Оно было спокойным. Позже выяснилось, что путешественники совсем немного не дошли до входа в залив, тот самый, который местные жители называли заливом Хаджи или Большим. Случилось это 23 мая 1853 года. Путешественники пробыли тут неделю, подробно его описали, дали названия мысам и заливам, повстречались с местными жителями, а перед уходом поставили на мысе Анастасии, недалеко от выхода в Татарский пролив, крест. На кресте вырезали надпись, гласящую, что эта гавань открыта лейтенантом Бошняком со спутниками казаками Семеном Парфентьевым, Киром Белохвостовым и амгуньским крестьянином Иваном Мосеевым, и названа Гаванью Императора Николая I. Обратный путь был намного легче, хотя и окончились запасы продовольствия. Александровский и основанный А. И. Петровым на берегу озера Кизи в селении Кэтово Марииинский пост, были пусты, хотя продукты остались на месте. Здешние старейшины ответственно относились к доверию русских, поэтому на обоих постах все было в порядке».

 

                А это уже Тренев В.К., Путь к океану. [Глава XXVI. НЕВИДАННОЕ ОЖИВЛЕНИЕ В ПРИАМУРСКОМ КРАЕ. ПОСЛЕДНЕЕ ПУТЕШЕСТВИЕ БОШНЯКА]:

                «Муравьев, побывавший в Императорской гавани, познакомился там с Бошняком — ближайшим и деятельным сотрудником Геннадия Ивановича. Лейтенант Бошняк, всю зиму державшийся бодро, сейчас заболел и едва мог передвигаться. Когда миновала всякая опасность для вверенных ему людей и не о чем было больше беспокоиться, нервы сдали и наступила реакция.

Муравьев, знавший о неутомимой, многолетней деятельности Бошняка, видя его желтым, отекшим, с потухшим взглядом, предложил ему отпуск. Решено было, что Бошняк отправится на шхуне "Восток" в Петровское, чтобы собрать вещи. Шхуна должна была возвратиться в Де-Кастри, а в начале июля отправиться в Аян и захватить по пути лейтенанта. Бошняк просил отпустить в Петровское двух верных спутников своих, казаков Семена Парфентьева и Кирилла Белохвостова. С ними сотни верст прошел он по пустыням Приамурья, с ними провел страшную зиму в Императорской гавани. Получив разрешение, Бошняк, опираясь на палочку, торопливо заковылял по трапу шхуны на берег, чтобы порадовать казаков.

В те несколько дней, что стояла шхуна "Восток" в Императорской гавани, лейтенант заметно поправился, поздоровел и повеселел. Но каждый день Бошняк бывал на мыске, где белели 19 свежих крестов. Он приводил в порядок могилы или просто сидел на каком-нибудь дерновом холмике и смотрел на тихие воды бухты затуманенными от слез глазами.

"Кому из сослуживцев придется побывать в этом месте тяжелых испытаний моей молодости, того прошу не забыть тихим поклоном и крестом за меня почтить память моих несчастных товарищей-страдальцев…" — пишет Бошняк в своем дневнике.

Но вот и день отплытия. Парфентьев и Белохвостов весело тащат свои пожитки по трапу шхуны. Бошняк прощается с Императорской гаванью. Загремела лебедка, зашумели пары, и шхуна направилась к выходу из гавани. Медленно прошло судно мимо мыска-кладбища, бородатые казаки сняли шапки и, крестясь, поклонились умершим товарищам. Бошняк надел фуражку только тогда, когда белые кресты скрылись из виду.

Шхуна, побывав в Де-Кастри, отправилась в Петровское и бросила якорь на рейде. Погода была свежая, с моря шли волны, и бурун раскатывался белой полосой вдоль берега. Пришлось пережидать погоду, шлюпка не смогла бы пройти в залив Счастья. Но казакам не терпелось на берег. Бошняк тоже хотел поскорее побывать "дома", увидеть людей, с которыми сжился, как с родными, за годы службы в Амурской экспедиции. Вместе с Парфентьевым и Белохвостовым сошел он в легкую кожаную байдарку. Но случилось несчастье: гребцы оплошали, кипящая пена буруна залила байдарку, и Бошняк с казаками оказались в ревущих и грохочущих волнах. Головы пловцов то скрывались в пенистых гребнях, то выныривали в промежутках между валами. Но вот прокатился вал, и из пены вынырнули только двое. Еще и еще валы, и вот только один пловец борется с волнами недалеко от береговой отмели. Гиляки и матросы из Петровского вытащили изнемогающего Бошняка. Оба казака утонули.

Через несколько дней Бошняк, простившись с Невельским, Екатериной Ивановной и остальными, навсегда уехал с берегов Амура».

                                А что же произошло в Императорской гавани, что за страшная зима, о которой упоминает Тренев?

                О настоящих причинах того, что случилось здесь в зиму 1853/1854 гг., нет какого-то единого мнения и по сей день:

                «На зиму 1853—1854 годов в заливе [Императора Николая I] остались зимовать команды транспортов «Иртыш» и «Николай I», всего около 90 человек. Первая зимовка русских в Императорской гавани была трагичной: от плохого питания, холода и цинги в Константиновском посту и на судах умерло 29 человек. Невельской же, в свою очередь и приказавший устроить эту малоподготовленную зимовку, позже пытался переложить вину за гибель людей на Н. В. Буссе (который якобы не поделился продуктами и не заменил больных из экипажа транспорта «Иртыш», когда тот был на рейде поста Муравьёвский). С этой целью он самолично внёс изменения, обвинявшие начальника поста как бы от лица лейтенанта Бошняка, в воспоминания последнего, опубликованные в «Морском сборнике» (№ 10 за 1859 год). Как выяснилось вскоре, редакция журнала поручила Невельскому лишь «просмотреть статью г. Бошняка и сказать о ней свое мнение» (№ 2 за 1860 год). Н. В. Буссе в письме редактору, напечатанном в № 7 за 1860 год, изложил свою, полностью оправдывающего его, версию событий, представив в качестве доказательства подлинник рапорта командира «Иртыша». Однако, спустя много лет свои измышления Невельской изложил уже в главе XXIV книги «Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России» (издана посмертно в 1878 году и, благодаря авторитету автора, до сих пор считается достоверным источником информации)».

            И так бывает.

            Но вот, что сообщал сам Н. Бошняк, начальник этого поста в своих записках:

            «8 августа (1853 года) прибыл в Николаевский пост капитан Невельской, возвращавшийся из Кастри в Петровское зимовье; он сообщил мне, что в Императорской гавани поставил, до моего прибытия, временный пост из 10 человек казаков, из числа команды сахалинского десанта.

            ... 7-го сентября 1853 года в 9 часов вечера, отслуживши напутственный молебен на корабле Р.А.К. «Николай», мы снялись с якоря. Транспорту «Иртыш» под командою лейтенанта 47-го флотского] экип[ажа] Гаврилова приказано было, по окончании выгрузки, следовать в Аниву, и в случае, если бы в этом заливе по какому-либо обстоятельству не сделано было высадки, а тем более если бы не был там кор[абль] «Николай», или если бы по позднему времени года невозможно уже было возвратиться в Петропавловск, то в таких обстоятельствах идти на зимовку в Императорскую гавань, непременно обеспечив себя для этой зимовки надлежащими запасами, о чем и сделано будет во всяком случае распоряжение отношением майору Буссе.

                ... 25 сентября вся выгрузка [на острове Сахалин] была окончена, батарея на высотах из 8 орудий выставлена, люди и товары под крышею. Заняв таким образом главный пункт острова и обеспечив совершенно зимовку людей, кап[итану] Невельскому оставалось высадить меня в Императорской гавани и возвратиться в Кастри. Меня посылали в Императорскую гавань с целью основать там опорный пункт для дальнейших наших исследований южного Маньчжурского берега и сообщения его с реками Уссури и Амуром, почему кап[итан] Невельской положил иметь в гавани на первое время не более 10 человек, зимовка которых и была там сколь возможно обеспечена предварительно.

            ... На другой день [8 октября 1853 г.] командир «Николая», по позднему времени года, решился остаться здесь на зимовку, почему подтянулся ближе к берегу и, положив 3 становых якоря и стоп-анкер и завезя кабельтов за дерево, начал разгружаться. Утром 8 октября гавань за мысами подернулась тонким слоем льда, и термометр показал 1° морозу: хотя к полдню лед и исчез, но за всем тем эти признаки наступающей зимы нас сильно беспокоили. На берегу у нас для большей части людей, сверх 10 человек, не было ни кола ни двора.

            ... 13 октября часовые с маячного острова дали знать об идущем с моря судне. Это был транспорт «Иртыш». Войдя в залив, он стал на якорь, так как мертвый штиль в бухте не дозволил ему войти под парусами прямо в гавань. Узнав от нас о признаках наступающей зимы, командир его, лейтенант Гаврилов, не имея возможности по позднему времени года возвратиться в Петропавловск, вынужденным нашелся идти на зимовку также в Императорскую гавань; он немедленно принялся тянуться, причем потерял стоп-анкер (грунт в гавани вязкий ил и, несмотря ни на какие последующие розыски, стоп-анкера не нашли; вероятно, он утонул в грунте). Завезя кабельтовы за деревья и положив 2 становых якоря, «Иртыш» немедленно разружился и мы начали принимать меры к предстоящей зимовке.

     Таким образом, по крайности и неожиданно собралось на зимовку в Императорскую гавань вместо 10 человек, как предполагалось, 90 человек, и в такое еще позднее время года; из них 8 человек офицеров и штурманов; пришлось нам думать думу крепкую. Разделяло нас от прочих товарищей пространство в 500 верст, пустынное и мрачное, без малейшего почти признака жизни; следовательно, помощи нам было ожидать не от кого. Надобно было обходиться собственными средствами, которые были не велики. В Аниве, куда «Иртыш» заходил для сдачи груза сахалинской экспедиции, майор Буссе, в противность данным ему распоряжениям, забрал с транспорта все, что можно было забрать, ссылаясь на то, что в гавани всего вдоволь. Так у нас не осталось, на остальное количество людей сверх 10, ни чарки вина. Камчатские же запасы судов, по обыкновению, были не только что ограниченные, но скудные до высшей бедности и, видимо, рассчитаны по день обратного прихода в Петропавловский порт. Оставалось, следовательно, рассчитывать на запасы, завезенные на «Николае». Правду сказать, они были достаточны для нероскошного, существовали и состояли из муки, крупы, масла, гамбургской и аянской солонины, чая, сахара, рисовой крупы и небольшого количества белых сухарей; для торговли же с туземцами — из небольшого количества товаров, состоявших в дабе, китайке, миткале и разных безделушках. Корабль Р.А.К. «Николай» имел пред нами больше преимуществ и, как торговое судно, был снабжен для своей команды большим запасом вина, которым он для нас, по непредвиденности дальнейшего его назначения, очень скупился.

Как скоро суда разружились, транспорт «Иртыш» присоединил свою команду к береговой и вместе принялись готовить помещение. Стук топоров загремел в непроходимой чаще лиственничного и елового леса и вслед за тем показались окладники первых зданий гавани.

                ... Октябрь прошел благополучно, больных было не много. Казармы поспели под крышу, печи были сложены из камня, ломаемого от утесов гавани, и все шло порядочно. С начала ноября показались слабые признаки цинги. Тогда я еще не имел понятия о силе этой убийственной болезни. Число рабочих рук стало быстро уменьшаться. 

            ... В начале декабря моя команда перебралась во вновь выстроенные казармы, а захворавший офицер с транспорта, подпоручик Чудинов, — в домик, построенный казаками. Начали строить было и офицерский флигель. Но тут цинга стала развиваться с такою необыкновенною быстротою, что боле половины команды уже была в постелях. На работу выходило едва двадцать человек. К концу декабря число больных увеличилось в такой степени, что на работу едва выходило уже 5 человек. 

            ... с половины января начали умирать. Первою жертвою этой убийственной болезни был несчастный Чудинов, который умер почти скоропостижно. Самая ужасная смертность была с 15 января по 15 февраля; редкий день проходил без покойника, зато иногда по три сряду. Излагать это в спокойном состоянии духа и теплом кабинете хорошо; думать и судить о прошедшем, другим еще лучше, но кто из нас вспомнит о прошлом — волосы дыбом становятся. 

            ... Кому случалось видеть смерть честного русского солдата, тот поймет меня, если я скажу: безбожно и грешно жертвовать их жизнью для личных видов! Но видеть эти святые кончины и не иметь средств протянуть руку помощи несчастному, невольному и бедному страдальцу — вдвое ужаснее, — я это испытал на самом себе. С тех пор во мне еще более развилось презрение к людям, если они на подчиненных смотрят как на машину для получения крестов, чинов и прочих благ мира сего! а еще более к таким, которые по своему невежественному и тупому развитию, находят в этом средства, как называется, подсолить нелюбимому человеку и выставить себя пред правительством в ярком блеске меньшей смертности, людьми распорядительными и заботливыми [выделено мной – С.В.]. С Крещения уже здоровых почти никого не было из всей военной команды. Работ, по этому случаю, разумеется, никаких. Наших людей, несмотря на состояние по спискам 60 человек, недоставало, чтобы рыть могилы и хоронить. Это все делалось с трудом и общими силами. С 15 февраля смертность начала постоянно ослабевать, но до 15 марта была все еще довольно сильна, с 18 же апреля совершенно прекратилась».

            Интересно, кого имел в виду Николай Бошняк, когда, спустя годы, заново переживая ту трагедию, писал эти, выделенные мною, строки?

            О наших же героях у Бошняка я нашел единственное упоминание:

            «...с первыми признаками наступающей весны я отправил на байдарке казака Парфентьева отрывать из земли на м. Путятина, черемшевые коренья, как известное противоядие этой убийственной болезни. Несмотря на все, когда время болезни прошло, из 90 человек мы недосчитались 20, а выдающийся мысок покрылся крестами. Кому из сослуживцев придется побывать в этом месте тяжелых испытаний моей молодости, того прошу не забыть тихим поклоном и крестом за меня почтить память моих несчастных товарищей страдальцев! Граф Путятин хотел построить в этом месте церковь в 1854 году; обстоятельства не позволили этого исполнить; надеюсь, не забудут этого скромного и приветливого русского желанья те, которых судьба назначит возводить в тех местах что-нибудь!».

            Кстати, Бошняк путается даже в цифрах:

            «...Гаврилов, командир транспорта, лежал при смерти; старший его помощник — в могиле, кондуктор также был при смерти, здоровой команды 13 человек — 13 лежало в могиле и 10 человек на берегу больных. На «Николае» командир и 2 старших помощника — больные, оставался один младший с 18 человеками команды; у меня 13 человек было в могиле, 8 больных и 4 здоровых, прислуживающих больным». 

            А вот и финал той страшной истории:         

                «Вскоре по прибытии вице-адмирал Путятин отправил транспорт «Меншиков» в Аниву для снятия поста по невозможности защитить его от нападения неприятельских крейсеров, а шхуну «Восток» — в залив де Кастри. Адмирал уведомлял кап[итана] Невельского и генерал-губернатора Восточной Сибири о своем прибытии, о намерении своем укрепиться в Императорской гавани и требовал различные продовольственные запасы, одежду и материалов. Транспорты «Двина», «Меншиков», «Иртыш» и корабль «Николай» вскоре вернулись в гавань, доставивши снятый десант под командою майора Буссе, а через несколько дней прибыл на шхуне «Восток» и сам генерал-губернатор Восточной Сибири. Прием ему был сделан самый торжественный, и гром орудий фрегата огласил в первый раз дикие и угрюмые окрестности гавани. Но все же то была политическая радость, но не такова она была для меня. Генерал разрешил мне ехать в продолжительный отпуск для поправления совершенно истощенных сил, в особенности в последнюю зимовку. Сдав пост, я на другой же день отправился на шхуне, вместе с генералом, в залив де Кастри и оттуда к Петровскому зимовью. Переход этот, как и все подобные ему, не отличался никакою особенностью, только придя в Петровское, я чуть не сделался сам жертвою скудности средств зимовья и неудобства окружающей его местности. Два казака, Парфентьев и Белохвостов, бывшие со мною на байдарке, потонули, а я выплыл и прибрежными бурунами был выброшен на берег.

Через два дня шхуна была готова к отходу с почтою в Аян. и я, имея в кармане отпускной билет, с радостным трепетом перешел на шхуну; 7 июля мы пришли в Аян. а 9-го, верхом, с тремя вьючными лошадьми, я уже катил по Московскому тракту. Быстро миновал я Якутск, роскошную Лену, Иркутск, останавливаясь только для того, чтобы перевести дух, и через 53 дня, со дня выезда из Аяна, 3 сентября завидел купола церквей города Костромы. Вот въехал в заставу, на почтовую станцию, беру лошадей, и в полночь ямщик заворотил в деревянные ворота родного дома. Кто был в подобном положении, особенно после такой жизни, какова была моя, тот поймет мою радость при виде родного уголка, где прошли первые дни молодости, где сердце и душа, вдали от холодных столичных приветов, были так чисты и теплы. Но довольно! Далее следовали горькие семейные обстоятельства; еще не суждено мне было отдохнуть вполне.

Лейтенант Н. Башняк».

                Даже имен их, цитируя В.К. Тренеева, «двух верных спутников своих, казаков Семена Парфентьева и Кирилла Белохвостова [c которыми ] сотни верст прошел он по пустыням Приамурья, [с которыми] провел страшную зиму в Императорской гавани», -- не удосужился оставить нам сам лейтенант Бошняк в своих знаменитых записках «Занятие части о-ва Сахалина и зимовка в Императорской гавани»?

                А, может, он просто даже не знал?

                Кстати, общепринято считать, что казака Белохвостова звали Киром. Это имя указано и на памятнике первооткрывателей Императорской гавани.

                В книге воспоминаний первого начальника Николаевского поста Александра Ивановича Петрова Белохвостов тоже назван Киром и о нем, как и о всех других первых строителях – отцах-основателях -- будущей дальневосточной столицы, Петров не удосужился сказать ни одного доброго слова.

                Хотя, я не совсем точен. Удосужился – в траурном (или заупокойном) панегирике:

                «Может быть, эта моя рукопись будет когда-нибудь любопытна для публики и напечатана, тогда пускай предадутся гласности фамилии тех, которые были невидными, но весьма полезными деятелями на Амуре, которые принесли государству безропотно, не ожидая наград и повышений, громадную услугу и, терпя страшные лишения, подорвали свое здоровье и почти все, исключая троих или четверых, лежат там, на Амуре, в земле сырой.

Выписываю из имеющихся у меня дел список нижних чинов и их семейств из строевого рапорта, поданного мною начальнику экспедиции от 5 декабря 1852 года за №157.

                ...Кир Белохвостов – плотник».

            А вот в «Рапорте о состоянии 2-х сотенной Камчатской казачьей команды. 1 января 1856 г.» он назван полным своим именем:

Список по старшинству их службы

Петровское зимовье

Казаки

Кирила Белохвостов» [РГАВМФ, Ф. 906, оп. 1, Д. 29, Л. 11].

               

                Судя же по тому, что в рапорте не отражен возраст и послужные данные Кирилла, он из числа не камчатских, а охотских казаков.

                В состав Камчатской казачьей команды в 1849 году в связи с образованием Камчатской области вошла и Гижигинская казачья сотня, ранее входившая в состав Якутского казачьего пешего полка.

                И вот какие сведения о Белохвостовых были в этом рапорте:

                «Рапорт о состоянии 2-х сотенной Камчатской казачьей команды. 1 января 1856 г.

Список по старшинству их службы в Петропавловске

Казаки

Белохвостов Фока [Иванов] – 19; из казачьих детей, на службе и в чине с 1854 года»

                Существовали еще и посемейные списки казаков:

                «Посемейный список о казаках Камчатской команды служащих и отставных с их детьми. 1852 год

Гижигинская крепость

Казаки

Белохвостов Иван Иванов – 69 [1789 г.р.]

Его дети

Фотий – 16 [1836]

Сава – 8 [1844]

 [РГАВМФ, Ф. 906, оп. 1, Д. 16, Л. 44]

                Имени Кирилла в этом списке нет.

                Белохвостов Иван Иванов, казак Гижигинской сотни, -- сын солдата гарнизона Гижигинской крепости, имя которого мы находим в материалах архива за 1761 год [РГВИА, фонд 14808, опись 1, дело 3, лист 47 об.]

                У него, судя по их возрасту, было два сына:

                «Список именной о находящихся в 3-й [Гижигинской] сотне чинов и казаков

Май 1-го дня 1831 года

Белохвостов Иван Иванов [1784], казак [Национальный архив РС (Я), Фонд 401 п, опись 1, дело 6Б, лист 713-714 об.]

                Обратите внимание на блуждающие данные о возрасте – это было характерной приметой того времени.

«Именной список

Состоящих при Охотской Казацкой чинах с показанием лет

Март месяц сего 1831 года

Белохвостов Андрей [Иванов] [1808], казак» [[Национальный архив РС (Я), Фонд 401 п, Опись 1, Дело 6Б, л. 660 об. – б61 об.]

                Хотя Андрей, судя по возрасту, может быть уже и сыном Ивана Ивановича (разница в возрасте составляет от 19 до 24 лет).

                Главное заключается в другом – казаки Гижигинской сотни несли службу и в Охотске.

                Вывод – и охотские, и гижигинские Белохвостовы – представители одного рода.

                А патриархом этого был солдат Иван Белохвостов.

                Не просто солдат, а рядовой Сибирского гарнизона пехотного батальона, отмеченный в списках смотра батальона, учиненного бригадиром и Тобольским обер-комендантом Павлуцким 1 апреля 1754 года [РГВИА. Фонд 490. Оп.1. Дело 478. Лист 47].

                Вот такая история...

 

Сергей Вахрин,

член Союза писателей России

 

 

 

 

 

           

 

               

 

 

Изменено 22 февраля 2024 пользователем Вахрин

[Вахрин]

И еще одна, не менее грустная история...

ТАЙНЫ СЕВЕРНЫХ ИМЕН. ПАРФЕНТЬЕВЫ

 

 

            И мы снова возвращаемся к теме открытия гавани Императора Николая I и трагедии зимовки 1853/1854 гг.

            Вторым спутником Николая Бошняка после Кирилла Белохвостова (или, если по алфавиту, третьим, считая амгинского крестьянина Ивана Мосеева, который был переводчиком в этой экспедиции) был вплоть до своего трагического конца Семен Парфентьев.

            Тот самый Парфентьев, который упомянут в записках его командира трижды.

            Первое упоминание – о том, что он был в числе тех четырех человек из команды Бошняка, кто всю зиму, весь период трагедии, когда уже никто, кроме этих четырех, не поднимался на ноги, вынесли на себе всю тяжесть той страшной зимовки, был послан за первой черемшей для тех, кто остался в живых: «...с первыми признаками наступающей весны я отправил на байдарке казака Парфентьева отрывать из земли на м. Путятина, черемшевые коренья, как известное противоядие этой убийственной болезни».

            О воронах, которых отстреливали и жарили, чтобы спастись от голода, Бошняк помнил.

            А об этих четырех своих казаках, которые спасали жизни остальных, трудясь не покладая рук – и спасли большую часть людей, которые сами уже попрощались было с жизнью – ни слова. Запомнилась лишь черемша.

            Второе упоминание – именно Парфентьев принес долгожданную весть, что в Императорскую гавань прибыло судно, что было спасением для всех. Ключевое слово – СПАСЕНИТЕ. Парфентьев упомянут лишь всуе.

            И третье упоминание, которое я не могу не привести дословно.

            Напомню, что с этими двумя казаками -- Белохвостовым и Парфентьевым – своими верными спутниками, Бошняк прошел огромный путь, преодолевая неимоверные трудности во имя события, которое обессмертило ЕГО и их имя.

            «Переход этот, как и все подобные ему, не отличался никакою особенностью, только придя в Петровское, я чуть не сделался сам жертвою скудности средств зимовья и неудобства окружающей его местности. Два казака, Парфентьев и Белохвостов, бывшие со мною на байдарке, потонули, а я выплыл и прибрежными бурунами был выброшен на берег».

            И все. Это и есть третье упоминание имени (собственно, имя то ни разу даже и не названо) Парфентьева лейтенантом Бошняком [Занятие части о-ва Сахалина и зимовка в Императорской гавани : Из записок лейтенанта Бошняка, [«Морской сборник», 1859, №10, с.391—413].

            Может быть, я что-то преувеличиваю и несправедлив к памяти человека, которому в городе Советская Гавань поставлены памятники, открыт музей?

            Собственно, к ПАМЯТИ то, о чем я говорю, это все отношения не имеет -- факты и события от этого не меняют своего истинного достоинства и отношение к ним остается прежним -- уважительным.

            Вопрос в другом – в БЛАГОДАРНОСТИ.

            А это уже не категория истории и географии. Это категория более тонкой – духовной – материи.

            И, конечно же, мы вернемся к историческим событиям и их оценки уже нашими современниками.

            Вот что сообщал, например, Александр Иванович Алексеев в своей замечательной книге «Любовь, Амур, Счатье»:

            «Едва отдохнув, весной 1852 года Бошняк и казак Семен Парфентьев выехали в новое путешествие вверх по Амуру до селения Вайт, где они простояли десять суток из-за сильной пурги. Затем они перебрались к селению Ухтр, где Бошняку предстояло наблюдать вскрытие реки Амур и исследовать протоку Уй, ведшую к озеру Удыль, из которого она вытекала. Подождав вскрытия Амура до 11 мая, Бошняк еще больше месяца исследовал озеро, Серебряный остров на нем и протоку, и лишь 17 июня он прибыл на нивхской лодке в Николаевский пост. 20 июня Бошняк явился в Петровское для сдачи отчетов.

 

… 15 февраля 1853 года Бошняк начал свою третью поездку-плавание. Первые две дали важные результаты. Впервые был описан путь по Амуру и Амгуни до озер. В путешествии по Сахалину впервые пересекли остров по направлению реки Тымь, открыли каменный уголь, узнали о пребывании на острове в недавнем времени русских людей и о том, что они время от времени появляются на Сахалине. Все это было настолько важно, что Невельской немедленно сообщал об открытиях Бошняка в Петербург. Этому своему самому активному офицеру и талантливому исследователю Невельской поручил и поход к неизвестному заливу, лежащему к югу от лимана Амура, от пролива Невельского, где-то на побережье Татарского пролива. Николай Константинович выбрал себе в спутники горного мастера Ивана Блинникова, казаков Семена Парфентьева и Кира Белохвостова, а также якута Ивана Мосеева, знакомого с языком орочей, которые, по словам местных жителей, живут в нескольких местах на побережье залива Хаджи.

 

… выяснилось, что путешественники совсем немного не дошли до входа в залив, тот самый, который местные жители называли заливом Хаджи или Большим. Случилось это 23 мая 1853 года. Путешественники пробыли тут неделю, подробно его описали, дали названия мысам и заливам, повстречались с местными жителями, а перед уходом поставили крест на мысе Анастасии, недалеко от выхода в Татарский пролив. На кресте вырезали надпись, гласящую, что эта гавань открыта лейтенантом Бошняком со спутниками казаками Семеном Парфентьевым, Киром Белохвостовым и амгуньским крестьянином Иваном Мосеевым и названа Гаванью Императора Николая I.

 

… На шхуне «Восток» из Императорской гавани прибыл измученный трагической зимовкой лейтенант Бошняк с постоянными спутниками во всех его путешествиях казаками Киром Белохвостовым и Семеном Парфентьевым. Не дожидаясь, когда рассеется густой туман, они втроем рискнули на байдарке добраться до Петровского. Не суждено было казакам повидать своих товарищей: байдарку буруном перевернуло и всех потащило вглубь залива. Парфентьев и Белохвостов плавать не умели, они вскоре исчезли в волнах. А Бошняку удалось выбраться на берег».

Столь же немногословен, как Н.К. Бошняк, по отношению к членам своей команды первостроителей Николаевского-на-Амуре поста был и их начальник Александр Иванович Петров.

При всей присущей тому времени пафосности в оценке деятельности Амурской экспедиции (что было, согласимся, справедливо!), оценку деятельности отцов-основателей будущей столицы Дальнего Востока он дал более, чем скромную (а некоторым --- и вообще негативную).

Вот как это звучало:

«Может быть, эта моя рукопись будет когда-нибудь любопытна для публики и напечатана, тогда пускай предадутся гласности фамилии тех, которые были невидными, но весьма полезными деятелями на Амуре, которые принесли государству безропотно, не ожидая наград и повышений, громадную услугу и, терпя страшные лишения, подорвали свое здоровье и почти все, исключая троих или четверых, лежат там, на Амуре, в земле сырой.

Выписываю из имеющихся у меня дел список нижних чинов и их семейств из строевого рапорта, поданного мною начальнику экспедиции от 5 декабря 1852 года за №157.

            И далее: Семен Парфентьев – плотник.

И все...

Словно, все, что было построено в Николаевске-на-Амуре – было делом рук только самого Александра Ивановича Петрова, а не тех самых казаков-неумех, для которых он даже не нашел добрых слов, когда давал им свои личные характеристики, которые никак не вязались с изначальным его пафосом.

О Парфентьеве он хоть не сказал ничего обидного, как о других. Но о других мы расскажем в своем месте.

А теперь постараемся выяснить кто такой казак Семен Парфентьев.

Благодаря материалам целого ряда архивов – московских и региональных – мы сегодня можем выстроить практические всю родословную цепочку этого рода, начиная с 1768 года, когда из Анадырского острога в Гижигинскую крепость была переведена первая часть гарнизона в связи с его расформированием и уничтожением самого острога, как русского военно-стратегического форпоста на Крайнем Северо-Востоке империи.

Семен Федотьев сын Парфентьев был сыном гижигинского казака Федота Григорьева сына, внуком гижигинского урядника Григория Александрова сына Парфентьева и правнуком гижигинского казачьего пятидесятника (а в недавнем -- анадырского капрала) Александра Парфентьева.

И вполне вероятно, что это о его семье после гибели самого Семена Федотьевича сообщалось в «Именном списке казакам Гижигинской казачьей команды и их семействам обоего пола. За 1856 год

Семейства казачьи

Вдова Дарья Парфентьева

Дочери:

Евдокия – 19

Матрена – 23

Дочь Матрены Феодосия» [РГАВМФ, Ф. 906, оп. 1, Д. 29, Л. 75].

            Если это так, то он мог быть, чтобы совершать серьезные путешествия, в возрасте от 45 до 50 лет. Но это пока предположение.

            Что известно точно – у него были братья Николай [1822/1825 г.р.] и Тимофей [1830 г.р.] Федотьевичи.

            У Тимофея Федотьевича было три сына – Федот [1865 г.р.], Алексей [1871] и Яков.

            Их сестра -- Матрена Тимофеевна Парфентьева [1872 г.р.]  27 января 1891 года вышла замуж за гижигинского казака Дмитрия Николаевича Беломоина [1861 г.р.]. И эта семья также переживет страшную трагедию зимы 1900 года, о которой мы расскажем в соответствующей главе.

            А последующее поколение потомков гижигинских казаков Парфентьевых, корни которых идут уже в наше время, формировал Яков Тимофеевич, у которого было четверо сыновей: Василий [1909], Тимофей [1912], Николай [1914], Алексей [1919].

            А теперь мы возвратимся к патриарху андырско-гижигинского рода Парфентьевых – капралу Александру Парфентьеву.

            К сожалению, мы не знаем, откуда прибыл в Анадырский острог капрал Парфентьев.

            Что интересно, в Гижигинской крепости он уже был в чине казачьего пятидесятника.      

            В итоге, рождается два предположения.

            Первое, связанное с казачьим чином. Возможно, здесь существует некая родовая связь с Красноярском, где в начале 18-го столетия служит сотник Михаил Парфентьев.

            Но более интересной, на наш взгляд, выглядит другая версия – о связи Парфентьева с Тобольским (впоследствии Сибирским) драгунским полком, откуда, как известно, в помощь гарнизону Анадырского острога после гибели майора Тобольского драгунского полка Дмитрия Павлуцкого было направлены офицера и солдаты этого полка.

                        Хотя мы уже эти строки и цитировали, но вынуждены повторить:

«...иркутская канцелярия, послав 6 августа 1747 г. сибирскому приказу донесение о смерти Павлуцкого, просила прислать в Якутск 500 чел. драгун для усмирения чукоч.

Сибирский приказ по получении этого донесения послал в Иркутск сына боярского Алексея Новгородова, которому поручил:

…В Тобольске взять 320 челов. драгун и распорядиться, чтобы они были в Иркутске в феврале 1748 года.

            …В апреле 1748 г. в Иркутске приготовили к походу 300 служилых и 218 челов. отправили со вскрытием Лены в Охотск с сотником Вергуновым, а остальных 82 человека немного позже.

            …В 1749 г. по распоряжению сибирского приказа был командирован из Тобольска в Анадырск капитан Шатилов с 2 офицерами, 5 унтер-офицерами и 22 человеками нижних чинов. Партия эта в августе 1749 г. выступила из Охотска, а в декабре 1750 г. прибыла в Анадырский острог.

В 1753 году, как сообщает Пленеснер: «Всех людей в остроге в настоящее время 287 человек…» [Сгибнев А.С.].

И вот, что для нас, безусловно, может иметь интерес – командиром Тобольского драгунского полка в течение целого ряда лет был полковник Леонтий Иванов сын Парфентьев.

Совпадение?

Возможно. Но – читаем: «Прадед и дед Леонтия служили дворянами "по московскому списку", отец - прослужил в чине тобольского сына боярского "больше 40 лет". Сам Леонтий с 1689 года в чине сына боярского посылался "с государевыми делами" в Москву, Енисейск, Нерчинск и Якутск. В 1694 году его отправили "на приказ" в Окуневскую слободу, находившуюся вблизи от места будущей дислокации драгунского полка. Парфеньев укрепил ее "острогом с башнями" на случай набегов кочевников, поселил в ней 130 крестьян.

Офицеры совмещали командование драгунами с должностями казенных приказчиков в острогах и слободах государевых крестьян, где размещался полк.

                ... С 1703 и до 1720-х годов почти бессменно командовал полком Парфеньев» [Акишин М.О., Тобольский драгунский полк на Урале в первой половине XVIII в.]

                А что же дальше?

                «Во время следствия о князе Гагарине 232 жителя Царева городища, Иковского и Утяцкого станцов подали 23 доношения о насилиях и грабежах на своего командира Парфеньева».

                Он был под следствием.

Но «...успешными оказались действия полковника Андрея Парфеньева (сына Леонтия). Несмотря на то, что крестьяне заперлись от него в слободе, стреляли по его отряду из ружей и пушек, ранили пять драгун, он смог захватить и доставить под следствие в Тобольск 101 бунтовщика» [речь идет о подавлении бунта ишимских крестьян].     

А братья Леонтия Ивановича тоже не дремали – Андрей Иванович был дворянином по московскому списку, Иван Иванович – по тобольскому.

Другой сын Леонтия Ивановича – Петр Леонтьевич – служил в Тобольске в казачьем полку в чине сына боярского.

Но это еще не все – помимо Тобольского (Сибирского) драгунского полка гарнизон Анадырского острога пополнялся еще и за счет Якутского (до 1727 года – Тобольского) и Енисейского (в Петровские времена – Московского) пехотных полков, формирование которых происходило за счет сибирского набора рекрутов из казачьих детей и крестьян.

И вот перед нами документ:

«Список имянной Сибирскаго гарнизона Енисейского Пехотного Полку о штате обер ундер Афицерах капралах рядовых и прочих чинах учинен при смотре инспекторском брегадира и Тобольскаго Обор Каменданта Павлуцкого с прибылые и убылые марта с 1754 годом апреля по 1 число».

И далее:

«Полковаго Штапа

1. Полковник Михайло Лебедев

2. Подполковник Григорей Васильев – 62 г, в службу вступил в 712 г, из драгунских детей Тобольскаго уезду, по российски читать и писать умеет, (о семье нет данных), в нынешнем чине с 751 году, где обретается - при полку (полк находился в Тобольске).

3. Пример Майор Василей Переводчиков - 56л, в 765г, из казачьих детей г. Томска, умеет; с 752г. при полку...

4. Гарнизонный Квартермистр Иван Таракановский – 39 л, в 737 г; из детей боярских г. Красноярска; [читать и писать] умеет; женат у него сын Иван 19 л в Тобольском полку в капралах; в нынешнем чине с 750г; при полку.

5. Адъютант Иван Парфеньев...».

                Как вы думаете, мог адъютант полковника Лебедева быть из роду-племени тобольского служилого клана Парфентьевых?

                А мог ли Александр Парфентьев -- капрал то ли Тобольского драгунского, то ли Енисейского пехотного полка быть из того же служилого рода?

                Конечно, ответа на этот вопрос у нас пока нет...

                Но версия весьма интересная.