Анадырский острог. Продолжение истории...

[Вахрин]

 

 

            Много лет назад, после издания в 2014, приуроченного к моему шестидесятилетию, двухтомника «Тайны камчатских имен», я пошел дальше – и задумал издать уже шесть книг – на этот раз хорошо иллюстрированных альбомов, которые бы охватывали всю территорию Камчатки.

            Вот их запланированные названия.

            «Тайны камчатских имен. Больщерецкий острог»

            «Тайны камчатских имен. Курильцы, тунгусы, камчадалы»

            «Тайны камчатских имен. Страна Уйкоаль»

            «Тайны камчатских имен. Русская Америка»

            «Тайны камчатских имен. Окрестности Петропавловского порта»

            «Тайны камчатских имен. Тигиль – Гижига – Анадырь».

 

            Удалось издать только два первых альбома.

            На половине -- в связи с финансовой бесперспективностью издания -- остановились на «Русской Америке» (но он, также как и все наши изданные альбомы, размещен на сайте Камчадалы.ру http://www.kamchadaly.ru/files/doc/russian_amerika.pdf ).  В текстовом варианте готов и альбом «Страна Уйкоаль» (но работа остановилась по той же причине,о которой сказано выше).

            К «Окрестностям Петропавловска» мы даже и не приступали, хотя частично историю фамилий жителей Петропавловска и его окрестностей изложили в первом томе книги «Камчатка – Россия-Мир. Петропавловская оборона 1854 г.» http://www.kamchadaly.ru/files/doc/krp_defender.pdf .

            Что же касается последнего из задуманных нами альбомов, то он резко выпадал из общей темы, так как касался уже не только камчатских фамилий, но фамилий более широкого географического ареала. И не только территорий современных Корякского и Чукотского округов и Магаданской области, а собственно всего Дальнего Востока включая Забайкалье, откуда черпались кадры для наполнения военных гарнизонов Анадырского острога, Гижигинской и Тигильской крепостей. Кто-то из солдат или казаков, обзаведясь семьей, уже навечно оставался на этой земле, кто-то возвращался домой и уже там продолжал свой род.

            Работая над своей новой книгой – первым томом «Тайн якутских фамилий» -- я, конечно же, касался и каких-то родовых (фамильных) историй старожилов Чукотки, Корякии, Магаданской области, Хабаровского края, чьи фамилии остались в истории – в архивных материалах либо исторических трудах, но центральными были фамилии, которые и по сей день носят многие жители именно Якутии.

            Завершив первый том, охватывающий историю порядка пятисот родовых фамилий, я, исходя из собранного за эти годы материала, приступил к работе над вторым томом, целью и задачей которого является фиксация и анализ всех фамилий на территории бывшего Якутского воеводства, которые встречаются в документах XVII-XVIII-XIX столетий, чтобы проследить их дальнейшую (или конечную) историю.

            И в этой книге не будет уже ограничений, заданных в первом томе. Да, и количество зафиксированных фамилий на добрый порядок выше. Правда, поменялась и конструктивная часть исследований – оно теперь носит более справочный характер, фиксируя фамилию в определенной исторической и географической точке, чтобы проследить динамику перемещения этой родовой фамилии на огромном дальневосточном пространстве.

            Но есть проблема – современные носители старожильческих фамилий не всегда (а точнее – очень редко) связывают историю своего рода с теми историческими персонажами, которые, на самом деле, и являются патриархами их родов. К сожалению, по разным причинам, но разорвана былая историческая родовая связь, которую восстановить очень непросто – для этого нужно приложить немалые силы, поднять огромную массу архивных и других материалов, создать поколенную роспись рода и найти вершину этой родовой дальневосточной (или общероссийской, а то и международной) цепи.

            Наши альбомы «Тайн имен», как раз и были нацелены на то, чтобы, используя старые фотографии из семейных и музейных запасников, архивный и исторический материал, создать популярные очерки по истории родов, которые подтолкнут наших земляков из коренных камчадалов и русских старожилов к дальнейшим поискам своих родовых истоков.

            И у нас это частично получилось – издан добрый десяток семейных «Камчатких родословных книг». С ними тоже можно познакомиться на сайте Камчадалы.ру в разделе «Наши проекты» http://www.kamchadaly.ru/index.php/nashi-proekty

            Но до северо-восточных территорий (в том числе и камчатских) мы так и не добрались, хотя ко мне с многочисленными вопросами и запросами не раз обращались и потомки аборигенов тех мест, носящие русские фамилии, и потомки казаков и солдат Якутских пехотного и казачьего городовых полков, которые, по мнению одних историков, вели «столетнюю» русско-чукотскую войну, а по мнению других – исполняли миротворческую миссию по защите ясачного населения этого огромного региона, терроризируемого грабительскими набегами.

            Понятно, что по этим вопросам спорным вопросам противоположным сторонам никогда не договориться и каждая из них будет выдвигать свои контаргументы, но согласимся с тем, что идея оставить Анадырский острог (то есть вывести оттуда казаков и солдат) пришла ведь не в голову полковника Плениснера в конце 18-го века, а столетием ранее – это было предложение еще якутского воеводы Барнешлева, который не видел никакого практического (прибыльного для государства и барышного – для него самого) смысла в содержании гарнизона этого острога и попытках собирания крохотного песцового ясака с местного населения, если вокруг острога на сотни верст не было никакой другой пушной живности.

            Вот цитата из трудов известного новосибирского ученого, доктора исторических наук А.С. Зуева: «В 1676 г. А. Барнешлев поставил перед Сибирским приказом вопрос о ликвидации Анадырского острога, содержать который было невыгодно – затраты на гарнизон превышали доходы от сбора ясака и десятинной пошлины с промышленных людей» [Зуев А.С. Русская политика в отношении аборигенов крайнего Северо-Востока Сибири (XVIII в.) // Вестник НГУ. Серия: История, филология. Т. 1. Вып. 3: История / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2002.]

            Но только через столетие, понеся колоссальные расходы и потери в государевых служилых людях, вернулись к этому вопросу.

            Вот, что сообщал А.С. Сгибнев об этой ситуации, изучая материалы Иркутского архива, к сожалению, в значительной части или полностью утраченных во время одного из многочисленных иркутских пожаров:

            «В 1753 г. Пленеснер донес Соймонову о бесполезности Анадырского острога. В рапорте своем по этому предмету он, между прочим, писал, что с 1710 по 1764 год с инородцев, причисленных к этому острогу, взято в казну ясаку на 29 152 руб. 4 коп., а расходов на содержание острога с 1713 г. по 1764 г. произведено 478 148 руб. 2 коп. Кроме того, на провиант израсходовано 539 246 р. 71 к. и на доставку провианта и проезд служащих 841 760 руб. 78 коп., не говоря уже о тех лишениях и нуждах, которые приходилось переносить служащим в остроге! Например, в 1744 и 1759 годах умерло с голоду 95 человек служащих и несколько человек частных лиц. О покорении же чукоч нельзя и думать, потому что они разбросаны на огромном пространстве северо-восточного угла Сибири.

Занятие же анадырской команды главнейшим образом заключается только в том, чтобы круглый год искать себе пропитание охотою или рыбным промыслом. Всех людей в остроге в настоящее время 287 человек, я полагал бы вывести их в Ижигинскую крепость, в которую легко доставлять провиант из Охотска. Причем в Ижиге достаточно оставить одну роту солдат и 200 казаков. А если кто из частных лиц пожелает остаться в Анадырске, то разрешить, оставив на их попечение и церковь».

            Итак, минуло целое СТОЛЕТИЕ прежде чем Правительство России приняло решение о ликвидации Анадырского острога, понеся материальные потери (не говоря уже о людях) в миллионы рублей.

            Сегодня, когда звучат цифры расходов государства в триллионы рублей, понятие «миллион» становится более чем скромным.

            Но все познается в сравнении: «Во время правления Екатерины Первой 2 рубля считались целым состоянием. Так, неквалифицированный труд стоил 5–8 копеек в день, а пуд мяса на рынке — 3 копейки. Столько же хлеба можно было купить за 10 копеек. Корову или лошадь можно было приобрести за 1 рубль».

            Годовое жалование казаков исчислялось в те годы рублями – от 5 до 20 рублей. Повторяю –  это не месячное, а годовое жалованье!

            И что за прихоть такая – пускать по ветру сотни тысяч рублей из государственной казны? И губить десятки, если не сотни, жизней своих подданных, обрекая их жизнь на далеком севере просто на невероятно тяжелые условия выживания и смерть от цинги и голода?

            Какая в этом логика. И есть ли она?

            А.С. Зуев предполагал, что начальная концентрация войск на Чукотке в Анадырском остроге была связана в конце 18-го века в связи с тем, что в Якутии узнали о Камчатке.

            Но первым из якутских воевод узнал о существовании Камчатки именно воевода Андрей Барнешлев, получив сведения о морском походе на Камчатку анадырского приказчика, казачьего десятника Ивана Меркурьевича Рубца.

            Хотя, Камчатка, безусловно, сыграла свою роль в этом процессе, когда в первое десятилетие ее освоения по пути из Анадыря на Камчатку погибло более двухсот казаков. А это -- при численности всего Якутского казачьего полка в неполную тысячу служилых людей --- было потерями не просто огромными, а катастрофическими и пополнение якутских казаков шло в спешном порядке, чтобы заткнуть «кадровые дыры» за счет всякого гулящего и промышленного сброда, а также ссыльных людей.

            Камчатка же в период ее начального освоения оказалась пушным Клондайком для Якутии, так как на территории воеводства запасы соболей были уже довольно основательно подорваны, а «план», спускаемый сверху Сибирском приказом, по наполнению ясачной казны, год от года только возрастал и возрастал.

            И, безусловно, камчатская ясачная пушнина, которую коряки и чукчи, захватывали, уничтожая казачьи отряды, сопровождавшие в Якутию, эти пушные караваны, была одной из важнейших причин для усиления военных гарнизонов Северо-Востока.

            К 1714 году трагические события разворачивались для русских просто в геометрической прогрессии. И в 1714 году достигли кульминации:

            «Татаринов [командир Анадырского острога, назначенный лично генерал-губернатором Сибири князем Гагариным], узнав чрез крещеных коряк все подробности камчатского [точнее корякского – на реке Вывенке-Олюторе] бунта (убитых с Афанисием Петровым: он сам, попы Василий и Иван, казачьи сотники: Евдоким Сургутский, Степан Колесов, пятидесятник Мартьянов, таможенный целовальник Василий Зыков, казаков 35, анадырских жителей 6 человек. В Акланске от акланских коряк с дворянами Колесовым и Енисейским казаков 6 челов.; анадырский житель 1, да в плену 2. На Пахаче с Афанасием Сургутским казаков 13, анадырских жителей 6, у апукских коряк в плену 3. Под Олюторским острогом казаков 2, анадырских жителей 6, да померло казаков 3. В живых в Олюторске два прикащика: Полуэктов и Фролов, казаков 27, прибежавших после юкагирского побоища 4 чел., посланные из Анадырска на Камчатку пятидесятник Алексей Петриловский да драгун И. Варганов. —Авт.), снова послал донесение в Якутск о присылке к нему 200 человек казаков, 200 пуд. пороху и проч. Якутская канцелярия отправила рапорт Татаринова в Тобольск к губернатору князю Гагарину с нарочным дворянином Афанасием Шестаковым, который, как человек бывалый, мог дать нужные объяснения о стране, о положении там дел и об инородцах северо-восточной Сибири» [А.С. Сгибнев]

            И в 1720 году в Якутске отмечен большой список служивых людей «набору Афанасия Шестакова», которые, в связи с отстранением от власти князя Гагарина и его ставленников (в том числе и капитана Татаринова, разжалованного в казаки), на Чукотку так и не попали, пополнив ряды Якутского казачьего полка или вернувшись домой.

            Но главная причина все же не в Гагарине с Татариновым -- в 1716 году был открыт из Охотска морской путь на Камчатку и надобность в тех опасных северных пушных караванах отпала сама собой.

            Подчеркнем – в 1716 году надобность в северных походах на Камчатку отпала.

            Но.

            Читаем, что пишет А.С. Зуев:

«В 1727 г. российским правительством была организована военная экспедиция, имевшая своей целью установление и укрепление русской власти на дальневосточном побережье и островах Тихого океана и приведение на этой территории в российское подданство «изменников иноземцев» и новых народов, которые «живут не под чьею властию». В состав экспедиции зачислялись 400 казаков и солдат, набранных в Тобольске, Енисейске, Иркутске, Якутске, а также несколько морских чинов для осуществления морских плаваний (реально численность партии к 1728 г. достигла 591 чел.). Начальником партии назначался капитан Тобольского драгунского полка Дмитрий Иванович Павлуцкий, а его помощником (??? – С.В.) якутский казачий голова Афанасий Иванович Шестаков» [Поход Д. И. Павлуцкого на Чукотку в 1731 г. [Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII-XX вв.): Бахрушинские чтения 1998 г.; Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Шишкина; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2001].

Далее он уточняет:

«Главной задачей экспедиции, обозначенной в 1727 г. указами Сената и Верховного тайного совета, являлось подчинение русской власти народов, обитавших на крайнем северо-востоке Сибири:

«Изменников иноземцов и вновь сысканных и впредь которые сысканы будут, а живут ни под чьею властию, тех к российскому владению в подданство призывать».

При этом в первую очередь рекомендовалось «прежде изменников иноземцев примирить и на Пенжине реке, или в другом месте вместо прежняго разоренаго острогу вновь острог зделать, а потом итти на реку Алютору, где прежде был острог же, и тот острог построить и изменников алюторских и островных иноземцов примирить, а ис того острогу в разные места для покорения иноземцов вновь в подданство». Таким образом, первый удар должен был наноситься по корякам, проживавшим на р. Пенжине и Олюторе».

            И вот в этих трех предложениях как раз и заложена главная суть всех разногласий по истории русско-чукотских и чукотско-русских взаимоотношений: кто и как понимал тогда и понимает сейчас исходящие правительственные директивы.

            Или – «изменников иноземцев ПРИМИРИТЬ».

            Или – «УДАР должен был наноситься».

            А.С. Зуев почему-то в данном своем докладе на Бахрушинских чтениях главенствующую роль в Анадырской партии отвел капитану Тобольского драгунского полка, а не якутскому казачьему голове (второму лицу Якутского воеводства – казачьему полковнику, главному командиру Северо-восточного края) Афанасию Федотовичу Шестакову, который, собственно, и был АВТОРОМ проекта Анадырской партии, суть которой извратил потомок польского шляхтича, не желавшего быть в подчинении сибирского казака и предавшего его в критический момент, когда Шестаков принял неравный бой с чукчами в районе реки Эгач (теперь река Шестакова) и, не дождавшись помощи от Павлуцкого из Анадырского острога, куда строптивый капитан увел своих драгун, погиб. [25 апреля 1730 г., получив известие о смерти А. Ф. Шестакова, руководство экспедицией взял на себя Д. И. Павлуцкий (Сгибнев А. С. Экспедиция Шестакова. – Морской сборник, 1869, № 2, с. 1-34). 10 августа 1731 г. Д. И. Павлуцкому было присвоено звание майора, по распоряжению Сибирского приказа ему официально передавалось командование партией А. Ф. Шестакова (Сгибнев А. С. Исторический очерк главнейших событий в Камчатке. – Морской сборник, 1869, № 4. с. 129-130).]

Обратим внимание на то, с какими силами вступил в тот свой последний бой Афанасий Федотович Шестаков против двухтысячного чукотского отряда воинов: 20 русских казаков, 30 эвенов, 30 эвенков, 49 коряков, 10 якутов [Военные конфликты, кампании и боевые действия русских войск 860–1914 гг., Бой на Эгачи. 14 марта 1730 г. https://runivers.ru/conflicts/actions/boy_na_egachi/ ].

То есть, Шестаков выступал в СОЮЗЕ с ясачным населением подведомственной ему территории – и его действия были направлены на консолидацию сил коренного населения и урегулирование военного конфликта с помощью аборигенов и при их непосредственной поддержке.

Так в свое время действовали казаки в Сибири, Якутии и на Камчатке, начиная с похода Владимира Атласова – заключая военные союзы.

Поэтому я не могу согласиться со следующим утверждением А.С. Зуева:

            «Осуществление на практике задач экспедиции привело, тем не менее, к возобладанию силовых методов над мирными. Военные походы казачьего головы А. Ф. Шестакова из Охотска на север вдоль Охотского побережья в 1729–1730 гг., капитана Д. И. Павлуцкого из Анадырска на Чукотку в 1731 и 1732 гг. и в район Пенжинской губы в 1732 г. с целью подчинения и объясачивания коряков и чукчей вызвали активное вооруженное противодействие со стороны последних. Это и неудивительно, поскольку оба руководителя не отличались терпением и умением вести переговоры с «немирными иноземцами», предпочитая дипломатии грубую силу» [Зуев А.С. Русская политика в отношении аборигенов крайнего Северо-Востока Сибири (XVIII в.) // Вестник НГУ. Серия: История, филология. Т. 1. Вып. 3: История / Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2002.]

            .

            Что сделал Павлуцкий?

            Он не просто извратил идею Шестакова, а попер на чукчей с той ошеломляющей якутских казаков «своей польской простотой».

            Хотя, безусловно, какие-то причины для этого у него и были. Вот, что писал А.С. Сгибнев о событиях тех давних лет:

«Чукчи же [до появления Павлуцкого --- С.В.], пользуясь малолюдством русских в Анадырске, бесчинствовали, оставаясь не наказанными за убийство в 1725 г. морехода Нагибина, проведывавшего острова в Беринговом проливе и Большую землю. Они видели в этом бессилие русских и сделали в том же 1725 г. страшное опустошение в земле коряков, после чего многие ясачные коряки, отложившись от русских, снова покорились чукчам, у которых они до появления в их земле русских были в постоянной зависимости.

Из Анадырского острога ежегодно писали в Якутск о присылке подкрепления, но просьбы оставались без исполнения, и в течение 10 лет не было прислано ни одного служилого. Весною 1730 г. чукчи снова перешли за реку Анадыр, убили Шестакова и до сотни оленных коряк; взяли множество их в плен и угнали табуны».

 

            Как поступил Павлуцкий? Цитируем по «Сибирь в XVII–XX веках Проблемы политической и социальной истории. Бахрушинские чтения 1999–2000 гг. Межвузовский сборник научных трудов, Новосибирск, 2002, Зуев А. С. Начало деятельности Анадырской партии и русско-корякские отношения в 1730-х годах».

            «Для похода были собраны весьма значительные силы: одних только русских (казаков, промышленников и казачьих детей) насчитывалось 225 чел. (по другим данным, 221 или 226).

            … К Паренскому острожку отряд подошел 25 (или 26) марта 1732 г. 52. Заметив русских, коряки заперлись в остроге. Павлуцкий ―чрез перевод толмачей тех коряк увещевал бытием в высочайшем подданстве и платеже каждогодно бездоимочно ясаке‖ и потребовал выдать аманатов. По сведениям А. С. Сгибнева, коряки попросили день сроку для раздумья. Через день они вывели пятерых аманатов и дали в ясак 25 одежд из оленьих и волчьих шкур. Однако следующей ночью один из аманатов бежал. После чего Павлуцкий, не вступая более в переговоры, в полдень 29 марта 53 начал штурм корякского острожка. Как он сам позднее (в 1733 г.) вспоминал, ―стоял под тем острогом четыре дни и неясашных и неплатежных коряк ласкою и приветом в платеж ясаку призывал и в склонение призвать их, иноземцов, никоими делы и уговорить в платеж ясаку не могли».

… Бой, продолжавшийся с полудня до заката солнца, закончился полным разгромом коряков, понесших значительные потери. Не считая женщин и детей, было убито более 200 чел., в том числе несколько ясачных. Какая-то часть была взята в плен и уведена в Анадырск. На пепелище Павлуцкий оставил только 10 подростков и 5 женщин, проявив тем самым ― «заботу» о том, чтобы местное население не исчезло совсем и имело возможность ―размножаться».

            У А.С. Сгибнева эта финальная сцена пареньского погрома выглядит еще более жестокой:

            «Коряки сначала встретили русских стрелами и камнями из пращей, потом сделали вылазку, во время которой ранили пять казаков и Павлуцкого в ногу. Но все-таки острог был взят и бежавшие коряки переколоты, а иные сами потопились в море. Некоторые не оставляли своих юрт и стреляли из луков по входившим в острог казакам. За это Павлуцкий велел у всех юрт завалить входы и зажечь их со всеми находившимися в них мужчинами, женщинами и детьми».

            А вот и реакция:

            «Действия Павлуцкого против паренских коряков позднее вызвали недовольство анадырских ясачных комиссаров. Один из них, И. Тарабыкин, сообщил в Якутскую воеводскую канцелярию, что ―капитан Павлуцкой минувшаго 732 году ходил в поход в паренские сидячие коряки, острог их разорил и самих их коряк побил, в том числе и ясашных, от чего ныне в ясашном зборе чинитца недобор»

… В октябре 1735 г. другой комиссар, П. Шадрин, выслал в Якутск «следственное дело» о походе Павлуцкого.

… Как писал В. И. Иохельсон, «вообще весь поход [Павлуцкого] был не что иное, как карательная экспедиция, столь же жестокая, сколь безрезультатная, так как после ухода Павлуцкого корякская территория вернулась в прежнее положение. Конечно, судьба паренцев произвела сильное впечатление на другие группы коряков, но как только прошла непосредственная опасность, они возобновили свои нападения на казаков и опять отказались платить ясак, хотя именно этот отказ и был первоначальной причиной войны».

Сгибнев А.С. уточняет: «В 1737 г. чукчи приходили к Нижнекамчатскому острогу и убили 6 человек служилых и несколько туземцев, а в 1738 г. под Анадырским острогом убили 8 служилых и 20 ясашных коряк. В половине декабря того же года чукчи напали на коряк, убили на р. Олюторке 25 человек и 66 человек взяли в плен. Кочуя по корякской земле в течение всей зимы, они отняли у коряк 11 табунов оленей, в которых было до 21 000 голов».

 

            В связи с многочисленными жалобами ясачного населения Северо-Востока, на которое обрушились чукотские набеги и погромы, Сенат запросил якутского воеводу дать свои предложения по решению данного конфликта и защите этого населения.      

            Якутским воеводой был в этот период… Дмитрий Иванович Павлуцкий.

            И он столь живописно описал в своем отчете чукчей, и так напугал столичных и местных чиновников, что…

            Читаем А.С. Сгибнева:

            Павлуцкий сообщал, «что для чукотского похода необходимо послать не менее 400 служилых. Но как такого значительного числа служилых нельзя было набрать в Якутске, то иркутская канцелярия донесла об этом сибирскому приказу, а до получения ответа ограничилась только назначением в Анадырск капитана Лебедева. Сибирский приказ подтвердил о немедленном исполнении указа, и тогда потребное число служилых было назначено из Селенгинска и Иркутска.

Но пока шла эта переписка, чукчи 17-го марта 1741 г. сделали новый набег на коряк. Убили у них 12 человек, жен и детей взяли в плен и отогнали до 4 000 оленей. Девиер, получив об этом донесение, вошел в сенат с представлением о посылке в Анадырск самого Павлуцкого, как человека, хорошо знакомого с тамошним краем. Сенат согласился и 1 июня 1742 г. издал указ: «Якутскому воеводе Павлуцкому сдать свою должность капитану Остякову, а самому отправиться в Анадырск для усмирения чукоч».

           

            Чем это «УСМИРЕНИЕ» для Павлуцкого закончилось известно – не приняв во внимание (что было в обычной его манере) советов старослужащих казаков он принял ошибочное решение и, не дождавшись подкрепления, которое спешило ему на помощь, не обеспечив тылового прикрытия, принял неравный бой с превосходящим по численности отрядом чукотских воинов и был убит, а потом обезглавлен.

            А вот и главный итог: «Личность Д. И. Павлуцкого и его гибель получили широкое отражение в чукотском фольклоре. Майор явился одним из главных прототипов Якунина — собирательного образа русских в чукотских сказаниях, представляющим собой нечто вроде «идеального зла».

            Но собственно, с Павлуцкого, с его появления на Чукотке и начинается резкое увеличение численности Анадырского (и его сателлитов -- Акланского и Олюторского) острогов.

            В статье А.С. Зуева «Поход Д. И. Павлуцкого на Чукотку в 1731 г. [Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII-XX вв.): Бахрушинские чтения 1998 г.; Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. В. И. Шишкина; Новосиб. гос. ун-т. Новосибирск, 2001] и других работах историков приводятся интересующие нас цифры. Но разобраться в них сложно.

1.          На период прихода отряда Павлуцкого «В самом Анадырске находилось 18 казаков».

2.    «В состав экспедиции зачислялись 400 казаков и солдат, набранных в Тобольске, Енисейске, Иркутске, Якутске, а также несколько морских чинов для осуществления морских плаваний (реально численность партии к 1728 г. достигла 591 чел.)».

3.    «По дороге, в Зашиверском, Алазейском, Индигирском и Нижнеколымском острогах, Павлуцкий набирал в свой отряд местных казачьих детей». То есть их нужно приплюсовать к 591 человеку, которые были в составе Анадырской партии на 1728 год. А конкретно:

 

4.    «Согласно доношению Павлуцкого от 26 ноября 1730 г. вместе с ним в Анадырск прибыло: «взятых из Якуцка и собранных по разным острогам и зимовьям… дворянин Семен Зиновьев, служилых 150, казачьих детей и промышленных людей 55, кузнец 1, итого 207 человек».

 

Так сколько же было на самом деле людей первоначально в составе Анадырской партии? 591 в 1728 или 207+ 18 = 225 человек в 1730, что суммарно равно уже 826 человекам?

По данным А.С. Сгибнева: «В сентябре 1730 г. прибыл командиром в Анадырский острог помощник головы Шестакова капитан Павлуцкий. В это время всей команды в остроге с вновь приведенными служилыми было 235 человек, и все они были заняты исправлением ветхого, полуразрушенного острога. Чукчи же, пользуясь малолюдством русских в Анадырске, бесчинствовали, оставаясь не наказанными за убийство в 1725 г. морехода Нагибина, проведывавшего острова в Беринговом проливе и Большую землю. Они видели в этом бессилие русских и сделали в том же 1725 г. страшное опустошение в земле коряков, после чего многие ясачные коряки, отложившись от русских, снова покорились чукчам, у которых они до появления в их земле русских были в постоянной зависимости».

 

Трагические события, связанные уже со смертью майора Павлуцкого, имели далеко идущие последствия.

Сгибнев А.С.: «Иркутская провинциальная канцелярия, получив уведомление об этом событии, 2 сентября 1747 г. послала в Анадырск вместо Павлуцкого поручика Кекерова с 40 челов. казаков для конвоя. Ему предписывалось искоренить вовсе немирных чукоч и коряк. Он прибыл в острог 8-го декабря 1748 года».

 

            И далее:

            «Вместе с тем иркутская канцелярия, послав 6 августа 1747 г. сибирскому приказу донесение о смерти Павлуцкого, просила прислать в Якутск 500 чел. драгун для усмирения чукоч.

Сибирский приказ по получении этого донесения послал в Иркутск сына боярского Алексея Новгородова, которому поручил:

…В Тобольске взять 320 челов. драгун и распорядиться, чтобы они были в Иркутске в феврале 1748 года.

            …В апреле 1748 г. в Иркутске приготовили к походу 300 служилых и 218 челов. отправили со вскрытием Лены в Охотск с сотником Вергуновым, а остальных 82 человека немного позже. Но при этом никто не позаботился о посылке в Камчатку и Охотск продовольствия для этой команды. С прибытием же ее в Охотск, когда были израсходованы все путевые запасы, солдаты принуждены были питаться одною только рыбою, и начальник порта Зыбин послал в Иркутск донесение, что до прибытия провианта он не может отправить эту команду в Камчатку, потому что ей и в Охотске есть нечего. Тогда распорядились послать из Иркутска 56 878 пуд. муки, которую и сплавили по Лене в Якутск осенью того же года.

            …В 1749 г. по распоряжению сибирского приказа был командирован из Тобольска в Анадырск капитан Шатилов с 2 офицерами, 5 унтер-офицерами и 22 человеками нижних чинов. Партия эта в августе 1749 г. выступила из Охотска, а в декабре 1750 г. прибыла в Анадырский острог.

 

            В 1753 году, как сообщает Пленеснер: «Всех людей в остроге в настоящее время 287 человек…».

            В РГАДА мы находим материалы переписи служилого (казачьего), посадского и разночинного населения Анадырского острога за период с 1718 по 1748 год [РГАДА.Ф.350.Оп.2. Д.4194.Лл. 78 - 81]. Жирным мы выделяем фамилии, которые стали впоследствии доминирующими на Северо-Востоке.

В Анадырском остроге посацких

Умерших

Синкин Григорей

Шипунов Иван

Итого две души

В службе

Шипунов Алексей

Итого одна душа

 

Того ж острогу разночинцы

Умершие

Антипин Андрей

Антипин Григорей

Антипин Григорей

Бакланова Андрея дворовой Иван

Беломоина Андрея дворовой Афанасей

Берестов Аврам

у него дворовой Урвам

Вырыпаев Евдоким

Галахтионов Мосей

Григорьев Егор

Григорьев Иван

Дмитриев Тарас

Долгих Алексей

Долгих Тимофей

Жиривунов Иван

Жиркова Андрея дворовой Иван

Заледеев Василей

Екимов Дмитрей

Елонцов Иван

Иванов Федор

Игнатьев Иван

Кармалина Василья дворовой Урван

Кирилов Василей

Клементьев Иван

Колчин Илья

Коркин Афанасей

у него дворовые Терентей

 Степан

Котельников Осип

Котельников Степан

Котельников Осип

Котельников Степан

Корякин Иван

Кривенцов Федор

у него дворовые новокрещеные Яков Урванов

Кунчалов Василей

Львов Михайло

Матвеев Иван

Никитин Яков

Оконешникова Варлама Еромонаха дворовой Филип Васильев

Осипов Яков

у него пасынок Петр

Охлупин Афанасей

Охлупин Спиридон

Павлов Василей

Павлов Иван

Петров Алексей

 Петров Иван

Петров Кирило

Плахин Алексей

Попов Алексей

Попов Егор

Попов Иван

Попов Илья

Попов Петр

Сосулин Дмитрей

Сосулин Осип

Федор Сосулин

Осипов Федор

Сидоров Спиридон

у него дворовые Иван Петров

Юда

коряцкой породы Гришка

Смирных Яков

Тугулин Василей

Унжаков Семен

Федоров Григорей

Чертовской Никита

Чюдинов Ефим

Шангин Василей

Шипунов Василей

Шипунов Семен

Щукин Аммос

Яковлев Семен

Итого семдесят четыре души

В службе

Жиривиков Петр

Никитин Марко

Осипов Василей

Павлов Иван

Павлов Степан

Петров Иван

Попов Дементей

Шипунов Трифон

Итого восемь душ

 

В ясаке

Федоров Сидор

Итого одна душа

Взято в рекруты

Котельников Федот

Попов Ефрем

Итого две души

Бежало

Капустин Сава

Колесов Яков

дворовой ево новокрещен Иван

 Леденцов Максим

Перевалова Василья дворовые Тихон

Купа

Сыроегин Семен

Итого семь душ

 

            А вот именной список Анадырской секретной экспедиции за 1761 год, который добавляет еще некоторое количество лиц, имеющих отношение к будущим историческим событиям на Дальнем Востоке [ГВИА, фондРГВИА, фонд 14808, опись 1, дело 3, л. 276]

Тобольского полка

1.       Кошигин Иван

2.       Зубарев Иван

3.       Черепанов Яков

4.       Дудин Иван

5.       Глатков Тимофей

6.       Соколов Михало

Енисейского полка

7.       Завьялов Сергей

8.       Будылдин Данило

9.       Червяников Михайло

10.   Шестаков Михайло

11.   Киселев Степан

12.   Агадонов Андрей

13.   Краснояров Кирило

14.   Корнилов Еким

15.   Глатов Андрей

16.   Колл…Петр

17.   Угольцов Семен

18.   Саламатов Яков

Бедной Иван – 759 г. Мая 4 дня умре

19.   Белкин Григорий

20.   Бичинин (Бачинин) Максим

Шлыков Иван – умре 1760.

                Писарь Шихарев Дмитрий.

В 1768 году начинается эвакуация гарнизона Анадырского острога.

А.С. Сгибнев сообщает: «На Пересыпкина была возложена Пленеснером и перевозка команды в Ижигу. В 1768 г. он отправил туда 53 человека, а 15-го ноября 1769 г. с письменными делами, артиллерийскими припасами и другими вещами выступил из острога сам, с 38 человеками команды, на собаках и оленях, нанятых у коряк, оставив в остроге для охранения церкви священника Трифанова с 51 челов. команды. Но когда 30-го марта 1770 г. получено было разрешение на счет упразднения анадырской церкви, остававшийся в остроге прапорщик Перевенский выжег острог и с остальною командою и церковной утварью отправился также в Ижигу на 62 нартах. Таким образом был уничтожен Анадырский острог, не принесший во время своего существования никакой пользы».

 

Список 1768 г.

переведенных из Анадыря в Гижигинскую крепость [РГВИА, фонд 14808, опись 1, дело 28, Л. 18]

1. Капрал Александр Парфентьев. Жена Евдокия. Сын Семен 2 месяца – 1768 г.р. Дочери – Офимия, Марфа (6)

2. Солдат Илья Окулов. Жена Орина Никифоровна.

Пасынки: Кибирев Гаврило – 17 (1751), Кибирев Афанасий – 11 (1757)

Сыновья: Егор – 8 (1760), Тихон – 2 (1766). Дочь Анна – 4 (1764)

 

3. Солдат Иван Куклин. Жена Евдокия Даниловна.

Сын Яков – 3 (1765)

Дочь Настасья – 11 (1757)

 

4. Сотник Андрей Багулин. Жена Анна Андреевна.

Сыновья: Прокопий --- 11 (1757),  Андрей – 6 (1762).

Дочь Наталья – 13 (1755)

 

5. Сотник Иван Огибалов. Жена Марья Михайловна. Внучка Пелагея.

 

6. Пятидесятник Федор Корюкин. Жена Марья Васильевна.

                Сыновья: Иван – 17 (1751),       Петр – 6 (1762)

Дочери: Анна – 3 (1765), Наталья (1768)

 

7. Пятидесятник Петр Курилов. Жена Меланья Федоровна.

                Сын Иван – 7 (1761)

                Дочери: Анна – 4 (1764), Марья – 2 (1766)

КАЗАКИ

8.  Пастухов. Жена Ульяния Сергеевна.

Сын Степан – 7 (1761). Дочь Марья – 2 (1766)

 

                9. Софонов Никита. Ж. Марья Григорьевна.  Сын Иван – 9 (1759).

 

                10. Худеров Алексей. Жена Меланья Никитична

                               Сыновья: Данило – 17 (1751), Дмитрий – 14 (1754), Иван – 10 (1758),                              Петр – 7 (1761).

                               Дочь Матрена – 2 (1766)

 

                11. Нижегородов Афанасий. Ж. Евдокия Федоровна

                               Брат Иван – 16 (1752)

 

                12. Аржаков Петр. Ж. Марья Федоровна.

                               Сын Федор – 6 (1762)

                               Дочери: Прасковья – 11, Настасья – 2, Наталья – 1

Пасынок Филип Хлестунов

 

                13. Степан …егов. Ж. Прасковья Гавриловна.

               
                14. Иван Баишев. Жена Анна Семеновна.  Казачий сын Евдоким Кибирев – 13 (1755)

 

                15. Куркуцкий Трофим. Жена Мария Ивановна.

Сын Александр – 3 (1865)

                Братья Афансий – 11 (1757),     Гаврило – 16 (1752)

               

 

                16. Петр Муромцов. Жена Настасья Никитична.

                               Сын Степан – 5 (1763)

                               Дочери: Евдокия – 7, Мелания – 1

               

                17. Трифон Анкудинов. Жена Варвара Прокопьевна.

Сыновья: Семен – 13 (1755), Тимофей – 10 (1758), Афанасий – 6 (1762)

Дочери: Настасья – 16 (1752), Анна

 

                18. Елисей Нижегородов. Жена Анна Ивановна.

                               Сын Логин – 10 (1758)

 

                19. Козьма Нагибин. Жена Евдокия Алексеевна. Дочь Анна – 4

 

                20. Герасим Львов

 

                21. Григорий Крснояров. Жена Аграфена Ивановна.

Брат Евдоким – 7 (1761)

Дочь Мавра – 4

 

                22. Федор Красовский. Жена Федосья Афанасьевна.

                               Сыновья: Андреян – 3 (1865), Аврам – 12 (1756)

                               Дочь Матрена – 16

                23. Тимофей Красовский. Жена Анна Ивановна.

                               Сыновья: Сава – 13 (1755), Мартын – 1 (1767)

                               Дочери Федора – 15, Параскева – 4

 

                24. Афанасий Гилев. Жена Анна Васильевна.

                               Сыновья: Иван – 10 (1858), Петр – 7 (1761), Григорий – 4 (1764)

                                Дочь Анна – 13

 

                25. Кирило Долгих. Жена Марфа Михайловна. Дочь Анна – 3

                               Мать Татьяна Ивановна

                               Брат – казачий сын Яков Курилов – 18 (1750)

 

                26. Петр Котельников.

                               Сын Тимофей – 16 (1852)

                               Дочь Евдокия – 20 (1748), Орина – 18, Агафья – 8.

                               Мать Вера Моисеевна.

 

                27. Иван Долгополов.

                               Сыновья: Матвей – 15 (1753), Василий – 16 (1752), Афанасий – 10 (1758)

                                Дочери: Парасковья – 13, Офимия – 8

 

                28. Иван Чертовский.

 

                29. Петр Алабышев. Жена Пелагея Петровна.

 

                30. Григорий Кармалин. Жена Анна Елисеевна.

 

                31. Иван Попов. Сын Иван – 2 (1766)

 

                32. Тимофей Трухнин. Жена Евдокия Афанасьевна.                  

 

                33. Матвей Репин. Жена Параскева Васильевна.

                               Сын Афанасий (1767). Дочь Варвара.

                34. Отец отставного казака Ивана Русанова.

               

35. Тимофей Долгих. Жена Евдокия Афанасьевна

                Сын Максим – 6 (1762)

36. Отставной казак Прокопий Чертовский. Жена Устиния Андреевна.

                Сын Евсевий – 17 (1751)

Дочери Дарья – 12, Орина – 9

 

Разночинцы:

 

36. Григорий Краснояров. Жена Мавра Степановна. Мать Елена Васильевна. Дочь Настасья – 2

 

37. Федор и Осип Баклановы.

 

Какая-то часть гарнизона Анадырского острога была переведена в Тигильскую крепость. Какая – то часть – в Нижнеколымскую крепость.

            Анадырский острог прекратил свое существование…

           

 

 

 

 

           

 

           

           

           

             

           

           

           

 

 

Изменено 21 февраля 2024 пользователем Вахрин

[Вахрин]

НА КРАЮ ЗЕМЛИ РУССКОЙ: ВОЕННАЯ СЛУЖБА АНАДЫРСКИХ КАЗАКОВ (XVII–XVIII ВВ.)
А. С. Зуев (Новосибирск)
В середине XVII в. русское движение «встречь солнцу» докатилось до самых северовосточных окраин Сибири. В 1649 г. С. Дежнев и его казаки основали в среднем течении р. Анадырь зимовье, перестроенное позднее в острог, который на долгие годы стал опорной русской базой в деле подчинения окрестных народов – юкагиров, чукчей, азиатских эскимосов и коряков. Взаимоотношения с последними для русских изначально стали выстраиваться в русле конфронтации. Если на остальной территории Сибири вооруженное сопротивление местных племен установлению русской власти к началу XVIII в. прекратилось почти полностью, то на крайнем северо-востоке оно, наоборот, приобрело характер широкомасштабных (по сибирским меркам) военных действий. На плечи анадырского гарнизона легла основная миссия по «умиротворению» и обеспечиванию сопротивлявшихся аборигенов. При этом численность самого гарнизона долгое время была относительно невелика. 
В год основания Анадырска в нем находилось всего 12 казаков. В последующие годы их численность постоянно менялась: в острог, как прибывали новые отряды, так и уходили из него на поиски «неведомых землиц» и для подчинения новых «иноземцев». В 1659 г. здесь находилось всего 5 казаков, в 1675 г. – 16, в 1681 г. – 30. Эти казаки состояли в штате Якутского гарнизона и службу в Анадырске несли посменно, меняясь, как правило, через один-два года (так называемые «годовальщики»). Кроме них, на Анадыре находились ещё промышленные люди – несколько десятков человек, занимавшихся промыслом моржовой кости. Но к концу XVII в. они почти перестали прибывать в Анадырск, так как залежи моржовой кости в устье Анадыря были исчерпаны. 
Военная служба анадырских казаков началась сразу же после основания Анадырска. На первых порах, в 1649 – 1650-х гг. их основные усилия направлялись на подчинение окрестных юкагиров. По нашим подсчетам, в эти годы против них было проведено 10 походов. Юкагиров удалось в основном обложить ясаком, хотя и в дальнейшем они неоднократно брались за оружие и даже угрожали Анадырскому острогу. В 1672 г. им удалось полностью уничтожить на Анюйском хребте отряд анадырского приказчика Т. Алексеева. В 1675 г. якутский воевода А. Барнешлев сообщал в Сибирский приказ: «И ныне в том зимовье [Анадырском – А. 3] служилые люди от иноземцов сидят в осаде» (1). В 1681 г. отряд сотника И. Курбатова, шедший в Анадырск, с трудом отбился от «немирных» юкагиров. Но вслед за этим, 17 апреля того же года более 200 юкагиров «обсадили в осад» Анадырский острог, в котором находилось всего 12 казаков во главе с упомянутым Курбатовым. Юкагиры, укрываясь за деревянными щитами, приступали к острогу «не по одно время» и пытались его «травою огнем сожечь». Гарнизон был спасен приходом на выручку союзных ясачных юкагиров (2). Одновременно Анадырск стал главной опорной базой в деле подчинения коряков, проживавших на Охотоморском и Берингоморском побережьях (усилия в этом направлении предпринимались также из Нижнеколымского и Охотского острогов), а чуть позже и единственным опорным пунктом для продвижения на Чукотку. В 1651 г. из Анадырска в поход на побережье Охотского моря отправился М. Стадухин. В 1654 г. на южном берегу Анадырского лимана произошло первое столкновение анадырских казаков во главе с Дежневым с коряками-кереками. В конце того же года Дежнев ходил для объясачивания коряков, проживавших на р. Пенжина. В 1661 г. казаки вновь «задрались» с «коряцкими людьми» к югу от Анадырского лимана. После этого до 1700г. из Анадырска в сторону Камчатки для «проведывания» и объясачивания коряков было организовано по меньшей мере 12 походов (в том числе В. В. Атласова), которые привели к началу подчинения камчатских коряков и ительменов. 
В 1660г. под командой К.А. Иванова состоялся первый морской поход из Анадырска вдоль Чукотского полуострова, в ходе которого казаки трижды вступали в бой с оседлыми чукчами (скорее всего, это были эскимосы, так как долгое время, до конца XIX в., русская сторона не различала чукчей и эскимосов, называя всех их чукчами). Дальнейшие усилия по объясачиванию чукчей стали предприниматься только с конца 1680-х гг. Но русские смогли провести против них только пять походов. После того, как в 1702 г. отряд А. Чудинова чуть было не потерпел поражение от чукчей, анадырский гарнизон на долгое время прекратил военные экспедиции на Чукотку. 
С открытием Камчатки участились военные действия между русскими и коряками. Почти каждый год из Якутска через Анадырск на полуостров отправлялись «государевы» приказчики с отрядами служилых людей, которые проводили объясачивание ительменов. Равным образом почти каждый год с Камчатки в Якутск вывозилась пушнина, собранная в ясак. Маршруты движения русских отрядов пролегали по территории коряков, обитавших на Охотоморском и Берингоморском побережьях Камчатки. Коряки, недовольные появлением на их землях чужаков, постоянно совершали нападения на русские отряды. В результате редкий поход на Камчатку и обратно обходился без вооруженных столкновений между русскими и коряками. И тут пригодились боевые навыки анадырских казаков, уже имевших опыт войны с коряками. В 1710 г. камчатский приказчик П. Чириков констатировал: «А впредь в камчадальские остроги без анадырских жителей с одними посланными из Якуцкого служилыми людьми идти никоими меры невозможно, для того: анадырские жители порядки иноземские и бои и всякие поступки и в коем месте от них оберегатца и жилища их ведают» (3). 
Для «умиротворения» коряков анадырский гарнизон в 1708–1719 гг. провел против них шесть походов на реки Гижига, Пенжина, Олютора (ныне р. Вывенка), разгромил несколько корякских укрепленных острожков, в том числе самый крупный - Большой Олюторский посад, построив недалеко от него Архангельский острог. Но удача не всегда была на стороне русских. В конце 1714 – 1715 гг. корякам и присоединившимся к ним юкагирам удалось почти полностью уничтожить отряд анадырских и камчатских казаков (более 50 человек). 
В 1715 г. коряки осадили Архангельский острог, вынудив гарнизон бросить его. 
Сил для нанесения решительного поражения корякам, чьи поселения и стойбища были разбросаны на огромной территории, у анадырского гарнизона не хватало. В 1709г. его численность составляла 90 человек. В 1715 г. после понесенного поражения анадырский приказчик П. Татаринов сообщал в Якутск: «в Анадырску ныне их, служилых, малое число, и то старые и увечные» (4). Вдобавок с мая по сентябрь 1715 г. в Анадырске 
свирепствовала оспа. В 1716 г. прибыло подкрепление в 120 человек. В начале 1720-х гг. в остроге по спискам значились 40 постоянно проживавших казаков и 50 казаков-годовалыциков (5). 
С конца 1710-х гг. по конец 1720-х гг. вооруженные столкновения в регионе почти полностью прекращаются, поскольку русская сторона резко снижает свои усилия по объясачиванию чукчей и коряков. Но в начале 1730-х гг. последовала эскалация вооруженного конфликта. В 1727 г. правительство в связи с планами расширения российских владений на восток принимает решение по приведению чукчей и коряков в подданство. Чукотка рассматривается как плацдарм для продвижения в Америку. Для выполнения данной задачи создается специальная военная экспедиция, получившая позднее наименование Анадырская партия, численностью более 400 казаков, под командованием якутского казачьего головы А. Ф. Шестакова и армейского капитана Д. И. Павлуцкого (6) . В начале 1730-х гг. партия разворачивает военные операции на Охотском побережье и Чукотке. Но энергичные попытки подчинить чукчей и коряков наталкиваются на их активное вооруженное сопротивление. В марте 1730 г. небольшой отряд Шестакова почти полностью погибает в сражении с чукчами на р. Егаче (впадающей в Пенжинскую губу). Павлуцкий действует более удачно. В 1731–1732 гг. он предпринимает два похода на Чукотку и в трех сражениях наносит поражения численно превосходящим чукчам. 
Однако последние наотрез отказываются идти в подданство. В 1732 г. Анадырская партия громит коряков на р. Парень и вновь возводит русский острог на р. Олюторе. Коряки наносят русским не менее ощутимые удары. Еще в 1730 г. они в устье р. Яма уничтожают экипаж с судна «Лев», затем захватывают и сжигают Ямской острог, в 1733 г. осаждают Олюторский острог, вновь принуждая гарнизон покинуть eго (7). 
В 1740-х гг. вооруженное противоборство входит в решающую фазу. Основную тяжесть борьбы выносит Анадырская партия, поскольку ей пришлось действовать на «два фронта» – против чукчей и значительной части коряков. С юга поддержку ей оказывала специально созданная для борьбы с охотоморскими коряками Охотская походная партия, а также
камчатские гарнизоны. Численность Анадырской партии увеличивается: в начале 1745 г. в ней насчитывалось 424 человека, в 1751 г. – 520, в 1759 г. – 696, в 1763 г. – 757. Кроме казаков в ней с середины 1740-х гг. появились солдаты и офицеры регулярной армии. Причем их численность нарастала: если в конце 1740-х гг. регулярные чины составляли одну треть партии, то в конце 1750-х – начале 1760-х гг. уже примерно половину (8). Из состава партии значительная часть казаков и солдат несла службу в гарнизонах Нижнеколымского, Алазейского и Ямского острогов, а также в крепостях, построенных в 1750-х гг. на Охотоморском побережье. Например, в 1759г. из 363 регулярных чинов и 343 казаков, числившихся в партии, собственно в Анадырске находилось только 121 регулярный чин и 227 казаков (9). Пик борьбы с чукчами и коряками пришелся на середину 1740-х – первую половину 1750-х гг. За это время Анадырская партия совершила 7 походов против чукчей и 4 – против коряков. Война шла с переменным успехом. Наряду с победами, русские терпели и поражения: в 1745–1746 гг. коряки разбили несколько отрядов в районе рек Аклан и Гижига, в 1747г. чукчи недалеко от Анадырска нанесли поражение Д. Павлуцкому (который погиб в бою), в 1751–1756 гг. коряки захватили и уничтожили четыре русские крепости на Охотском побережье (Тигильскую, Туманскую, Таватумскую и Воямполскую). В боях с коряками и чукчами, как в это время, так и ранее, применялась тактика, хорошо зарекомендовавшая себя в ходе предшествующего покорения других сибирских народов. Главный расчет в этой тактике строился на силу «огненного боя» и умелое использование защитных сооружений. В полевых сражениях русские еще до соприкосновения с противником стремились поставить временное укрепление – острожек, сооружая его из подручных средств – оленьих или собачьих нарт и санок (зимой), байдар (летом при движении по рекам и вдоль морского побережья), деревьев и кустарников (засека). Далее возможны были два варианта ведения боя. Если русские не были уверены в своих силах, они предпочитали укрыться в острожке и ждать нападения. При появлении противника казаки и солдаты открывали по нему стрельбу из ружей. В том случае, когда позволяло соотношение сил, командиры выстраивали своих людей фронтом перед острожком. Построение фронтом в несколько шеренг позволяло вести бесперебойный огонь. При обоих вариантах главной целью было удержать противника при помощи ружейного огня на дальней дистанции, нанеся ему как можно больший урон до того как перейти к ближнему бою. Именно благодаря такой тактике дело чаще всего не доходило до рукопашной схватки, так как «иноземцы», понеся потери от ружейной стрельбы, отступали. Равным образом и во время обороны своих острогов русские делали ставки на обстрел противника и лишь изредка, при наличии достаточных сил, контратаковали. В случае осады «иноземческих» острожков (которые представляли собой достаточно серьезные фортификационные сооружения) русские недалеко от него ставили лагерь, укрепляя его баррикадой из нарт или байдар, засекой, изредка земляным валом. Для осады и штурма изготавливались большие деревянные щиты (зимой их для удобства передвижения крепили к нартам), иногда на подступах к острожку в пределах дальности полета пули и стрелы устраивали валы из деревьев и кустарника. При штурме ставка также делалась на то, чтобы нанести максимальный урон противнику. Укрываясь за валами и щитами, осаждавшие открывали стрельбу по острожку. Стрельба велась с целью «сбить» защитников со стен и не дать им возможности вести ответную стрельбу. Щиты передвигались все ближе и ближе к острожку, пока расстояние не позволяло штурмующим осуществить поджог укреплений. В. Атласов так описал эту тактику: «И к тем острожкам руские люди приступают из-за щитов, и острог зажигают, и станут против ворот, где им [иноземцам - А. 3.] бегать, и в тех воротах многих их, иноземцов, противников побивают. А где острожки сделаны земляные, и к тем руские люди приступают и розрывают землю кольем, а иноземцам на острог взойтить из пищалей не допустят» (10). 
С начала XVIII в. для поражения противника, поджога и разрушения укреплений активно стали использовать ручные гранаты. Поджог был важнейшей составляющей русской тактики взятия «иноземческих» острожков, без него не обходился ни один штурм. Артиллерия, несмотря на ее наличие в Анадырске, при взятии острожков использовалась редко. Известно только три случая применения пушек при штурме корякских острожков (в 1709, 1731 и 1755 гг.). После того, как в острожке начинался пожар и среди защитников возникала паника, вследствие чего их сопротивление резко ослабевало, русские шли на штурм. На стены они не лезли, а ограничивались тем, что вышибали ворота, через которые и врывались внутрь укрепления. 
Когда дело доходило до рукопашной схватки, то тут свою роль играло наличие у русских более качественного холодного оружия и защитных доспехов. Они были металлические, что само по себе давало преимущество перед аналогичным вооружением аборигенов, изготовленным из кости, рога, камня, дерева, кожи. Если верить чукотским преданиям, появление русских, имевших железные доспехи и оружие, произвело на чукчей ошеломляющее впечатление. В одном из таких преданий («Времен войны весть») говорится: «Когда в первый раз сошлись на битву таньги [враги, т. е. русские. – А. 3] и чукчи, стали строем друг против друга. 
Сильно испугались наши, ибо таньги совсем невиданные, торчат у них усища как у моржей, копья длиною по локтю, так широки, что затмевают солнце; глаза железные, круглые, вся одежда железная» (11). Даже офицер регулярной армии Д. Павлуцкий в 1730-1740-x rr. выходил на бой, одетый в доспехи как средневековый витязь. По этому поводу еще одно чукотское предание сообщает: «...пришел русский начальник Якунин [так чукчи прозвали Павлуцкого. -А. 3.], тоже весь одетый в железо, и привел с собой казаков. У наших были только костяные ножи и топорики из оленьего рога и они не могли устоять против людей, одетых в железо» (12). Вдобавок русские доспехи (пластинчатые «куяки» и панцири) давали хорошую защиту от стрел и копий и были приспособлены для ведения рукопашного боя, тогда как чукотские и корякские «куяки» по своей конструкции затрудняли ведение маневренного боя» (13), в результате чего чукотские и корякские воины предпочитали вести бой вообще без доспехов, что делало их уязвимыми не только для пуль, но и для холодного оружия. Поражения же русские терпели исключительно в случае внезапных нападений, когда не успевали изготовиться к бою, или в результате просчетов, допущенных командованием. Иногда, застигнутые врасплох, от рук «немирных» иноземцев погибали целые отряды. «Столетняя война» на крайнем северо-востоке Сибири закончилась к 1760-м гг. Коряки, понеся большие потери и потеряв многие свои укрепленные острожки, прекратили сопротивление. Чукчи же, хотя и пошли на заключение мира с русскими, остались фактически непокоренными. Это объясняется многими факторами (14). Но немалую роль сыграло то обстоятельство, что власти не смогли в должной мере наладить регулярное снабжение Анадырской партии продовольствием и обмундированием. В результате жизнь гарнизона в суровых природно-климатических условиях, когда большую часть года стояли холода, превращалась в изнурительную борьбу за выживание. Гарнизон в основном сам обеспечивал себя пропитанием за счет охоты, рыболовства и «подножного корма» (грибов, ягод, съедобных кореньев). А это неизбежно отвлекало от выполнения главной задачи - ведения военных действий против «немирных» чукчей и коряков. Как отмечал в начале 1760-х гг. командир Анадырской партии Ф. Плениснер, «занятие же анадырской команды главнейшим образом заключается только в том, чтобы круглый год искать себе пропитание охотою или рыбным промыслом» и «тако де все те находящияся тамо военныя служители препровождая время в своих партикулярных промыслах ради единственного только спасения жизни своей» (15). 
Но однообразная пища, лишенная многих необходимых организму русского человека витаминов, доводила людей до бессилия и болезней (в первую очередь цынги). Анадырский командир В. Шатилов в 1753 г. так писал о состоянии своих подчиненных: «За неудовольствием натурою провианта от рыбной всегдашней яди пришли в изнурение и едва только видится остов человека, а больше оное от поносу приключается, что некоторые уже имеют кровавые поносы, ибо оное [т. е. пища. – А. 3.] не по природе, да к тому ж почти ежегодно и рыбнаго корму бывает мало, и от того наивящее претерпевают несносной, великой смертной голод, а тако многие из служителей не в состоянии и в службе Е.И.В. находиться» (16). 
Голод напрямую сказывался на несении службы. Из делопроизводственной документации Анадырской партии известно, что достаточно частыми были ситуации, когда казаки и солдаты от голода «впадали в телесную слабость» и засыпали от «изнеможения», стоя в караулах (17). Очень часто, когда запасы продовольствия заканчивались, в партии начинались «смертные глады» и «всекраинеишние бедствия». Иногда голод приобретал угрожающие масштабы и приводил к гибели людей. Во время похода 1744 г. на Чукотку его участники «за недостатком провианта принимали великую нужду и глад, и питались во время ходу подле моря китовым и моржевым и нерпичьим жиром, а в тундре травой и кореньями», за время похода голодной 
смертью скончалось 50 человек (18). Еще раз сильный голод в Анадырском остроге случился в 1759г. 
Дело дошло до того, что «от нетерпимого голоду люди сыромятных сум привезенных в прошлых годех с провиантом 1482, ремней 3966 сажень и судовые лахташные моржовые крушки и что у кого было из оленьих жил сети и неводы, коими рыбу промышляют, також оленьи постели и с себя обувки все без остатку поели», съедены были все собаки. От голода умерло 44 человека, в том числе 13 военнослужащих (19). 
Ситуация усугублялась тем, что большая часть Анадырской партии была укомплектована людьми, присланными из южных регионов Сибири. Казаки прибывали из Якутска, Иркутска, Красноярска, Енисейска, Забайкалья. Регулярные подразделения были набраны из полков, дислоцированных на южносибирской границе. Солдатам и казакам требовалось длительное время на адаптацию к суровым условиям выживания. Именно поэтому анадырские командиры высоко ценили казаков, уже давно несших службу на крайнем северо-востоке Сибири. 
Упоминавшийся В.Шатилов в одном из своих донесений 1754г. констатировал: «А что же по здешнему обращению якуцкие и решные [т. е. жившие на реках Анадыре, Колыме, Индигирке. -А. 3.] казаки против енисейских, красноярских и иркуцких и нерчинских казаков к промыслу рыбы и аленей способнее и тако они против салдат и упоминаемых казаков по случившимся нуждам больше могут пробавится от промыслу рыбой и аленним мясом» (20). 
В конечном счете во многом по причине невозможности организовать жизнеобеспечение Анадырской партии правительство в 1764 г. приняло решение о ее закрытии, а вслед за этим и об упразднении Анадырского острога. В 1765 г. из него начался вывод гарнизона и гражданского населения в Гижигинскую крепость (на Охотском побережье) и Нижнеколымский острог. Он закончился к 1771 г., когда крепостные и прочие постройки в Анадырске были разрушены. Это, пожалуй, единственный случай за всю историю присоединения Сибири, когда русские власти по собственной инициативе ликвидировали укрепленное поселение, являвшееся опорной базой в деле подчинения окрестных народов. На этом закончилась и история анадырских казаков, продемонстрировавшх свое умение не только выживать, но и воевать в экстремальных условиях полярного севера.

ПРИМЕЧАНИЯ 
1 Дополнения к актам историческим. Спб., 1857. Т.6. С.407. 2 Дополнения к актам историческим. Спб., 1862. Т.8. С.182; Якутия в XVII в. (Очерки). Якутск, 1953. С.325. 3 Памятники Сибирской истории XVIII века. Спб., 1882. Кн.1. С.411. 4 Памятники Сибирской истории XVIII века. Спб., 1885. Кн.2. С.79, 117. 5 О военных действиях на крайнем северо-востоке Сибири во второй половине XVII – первой четверти XVIII вв. Подробнее см.: Зуев А.С. Русские и аборигены на крайнем северо-востоке Сибири во второй половине XVII – первой XVIII вв. Новосибирск, 2002. 6 Зуев А.С. Анадырская партия: причины и обстоятельства ее организации // Вопросы социально-политической истории Сибири (XVII–XX века). Новосибирск, 1999. 7 Он же. Поход Д.И. Павлуцкого на Чукотку в 1731 г. // Актуальные проблемы социально-политической истории Сибири (XVII–XXвв.). Новосибирск, 2001; Он же. Начало деятельности Анадырской партии и русско-корякские отношения в 1730-х годах // Сибирь в XVII–XX веках: проблемы политической и социальной истории. Новосибирск, 2002. 8 РГАДА, Ф.248. Оп.4. Кн. 184. Л.634–637; Ф. 1095. Оп.1. Д.2. Л.34–35об., 40–41об.; Д.46. Л.11–11об.; РГВИА.Ф.14808.Оп.1.Д.5. Л. 17об.; Архив СПбФ ИРИ. Ф.36. Оп.1. Д.528.Л.1–2, 94–95; См. также: Зуев А.С. Численность военнослужащих людей на северо-востоке Сибири в 1720–1760-х гг. // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII–XVIII вв. Владивосток, 2003. Т.4. С.92–98. 9 РГАДА. Ф.199. Оп.2. No528. Ч.1. Д.10. Л.7. 10 Русская тихоокеанская эпопея; Сборник документов. Хабаровск, 1979. С.110. 11 Богораз В.Г. Материалы по изучению чукотского языка и фольклора, собранные в Колмыкском округе. Ч.1: 
Образцы народной словесности чукчей (тексты с переводом и пересказы). Спб., 1900. С.334. 12 Там же. С.389. 13 Нефедкин А.К. Военное дело чукчей (середина XVII – начало XXв.). Спб., 2003. С.70–72, 168, 234–235; Богораз В.Г. Материальная культура чукчей. М., 1991. С.208; Антропова В.В. Вопросы военной организации и военного дела у народов крайнего северо-востока Сибири // Сибирский этнографический сборник. М., 1957. Вып.2. С.220. 14 Зуев А.С. Русская политика в отношении аборигенов крайнего Северо-Востока Сибири (XVIIIв.) // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия История, филология. Т.1. Вып.3: История. Новосибирск, 2002. С.22–23. 15 РГАДА. Ф.199.Оп.2. No528. Ч.1. Д.10. Л.7. 16 Материалы для истории Северовосточной Сибири в XVIII веке // ЧОИДР. М., 1864. Кн.3. С.68–82. 17 См., напр.: РГАДА. Ф.1095. Оп.1. Д.2. Л.290, 337–348, 363–367об.; Ф.199. Оп.2, No528, Ч.2, Д.4. Л.29об.–30. 18 РГАДА. Ф.248. Оп.4. Кн.184, Л. 524об., 535.